Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра
Шрифт:
Дело о нарушении законов о землепользовании ходило между верхней и нижней судейскими палатами до тех пор, пока мы его не выиграли. Но было уже поздно, потому как это случилось через год после закрытия общины. Угроза со стороны саньясинов больше не существовала, и поэтому можно было признать город законным.
Ожидая решения суда, мы не могли начать какой-либо бизнес, не могли даже установить достаточно некоммерческих телефонных линий. Ближе всего к нам находился небольшой городок Антилоп. В нем было всего сорок постоянных жителей. Он стоял в отдалении от крупных магистралей и был окружен рощей высоких тополей. От нас он был в тридцати километрах. Мы перетащили туда один из трейлеров, в надежде что это поможет нам
Газеты и телевизионные станции обратили на нас внимание – Шила предстала перед народом большой злобной ведьмой, а жители Антилопа оказались выразителями всеобщих страхов, а также национальными героями, защищающими свой дом.
Шумиха росла. В итоге еще несколько саньясинов переехали в город, выбрали своего мэра, перестроили дома и назвали город «Городом Ошо», а потом развернулись и ушли назад в долину Раджнишпурама, бросив все на полпути. Тем временем городок Антилоп стал известен на всю страну, а его немногочисленные жители давали интервью на радио и телевидении – битва продолжалась.
Шила начала чувствовать себя звездой. Ее постоянно приглашали на телевизионные передачи. Думаю, что ее грубое поведение, типа неприличных жестов вместо ответов, поднимало рейтинг того или иного шоу.
К нам приехало много новых саньясинов из Европы, которые никогда раньше не видели Ошо. Для них Шила была богом, на которого они молились. На встречи жителей Раджнишпурама она всегда приходила в окружении молодых людей, смотревших на нее с восхищением. То были молодые европейцы. Они приветствовали аплодисментами любое ее заявление. Меня же подобные собрания приводили в ужас. Все это казалось очень похожим на молодежное движение, начатое Гитлером. Я все чаще уходила в горы.
По мере того, как борьба с «внешним миром» нарастала, начались и внутренние разногласия. Вивек и Шила даже как-то провели собрание в кафе «Магдалена», уверяя саньясинов, что между ними нет никакого конфликта и что все в порядке. И хотя они выглядели искренними и сама встреча была очень трогательной, тем не менее наши догадки об их ссоре лишь подтвердились. Иначе зачем вообще было устраивать эту встречу?
Вивек не доверяла Шиле ни на грош и не давала ей ключи от дома Ошо. Когда Шиле нужно было увидеться с Ошо, ей приходилось сначала звонить Вивек и договариваться о встрече. Дверь открывалась ровно в ту минуту, когда Шила приходила, и закрывалась сразу же после ее ухода. К тому же Шиле запрещалось проходить через наш дом, откуда она могла попасть в трейлер Ошо. Она была вынуждена пользоваться боковым входом. Такое решение было принято потому, что как только она у нас появлялась, тут же возникал какой-нибудь скандал. Конечно, она чувствовала себя уязвленной, ведь это лишало ее власти.
Шила никогда не рассказывала Ошо об этих, как она сама говорила, пустяках, потому что у нее хватало ума понять, что он тут же ограничит ее власть. Я тоже не рассказывала ему о выходках Шилы, ведь, несмотря ни на что, Раджнишпурам рос и становился все лучше и лучше. Я наивно верила, что если она срывает свою злость на нас (тех, кто жил рядом с Ошо), то она будет вести себя спокойно с остальными членами общины. Но я ошиблась.
Я не помню, чтобы я страдала, живя в Раджнишпураме, хотя и работала по двенадцать часов в день, а правил, указывающих на то, что мы можем делать, а что нет, с каждым днем становилось все больше. Однажды Ошо спросил меня, не устаю ли я, а я ответила, что уже даже не могу вспомнить, что такое усталость.
Я думала, что все испытывают такое же блаженство, как и я. Простите меня, но жизнь в Раджнишпураме не казалась мне тяжелой. Из-за своего невежества мы позволили собой управлять – отдали власть женщине, которая недооценивала нашу разумность и порой запугивала нас, стремясь сохранить свое превосходство. Но мы поняли это не сразу, а пока наслаждались жизнью. Когда саньясины собираются вместе, чаще всего они просто смеются.
А вот Вивек ужасно страдала. Причиной было гормональное расстройство, проявляющееся в приступах депрессии. Но еще я думаю, что Вивек была исключительно восприимчивой, и ее предчувствия насчет Шилы сводили ее с ума. Она вообще была склонна к депрессиям, которые могли длиться две-три недели. Изо всех сил мы старались ей помочь, но безуспешно. Она просила оставить ее одну, и мы соглашались.
Однажды она решила уехать и уговорила своего друга Джона отвезти ее в Салем, за четыреста километров от Раджнишпурама, где она могла сесть на прямой самолет до Лондона. Джон приехал к нам вместе с группой актеров из Голливуда. Эти несколько саньясинов приезжали еще в Пуну, а теперь совсем оставили свои роскошные апартаменты в Беверли Хиллз и перебрались сюда поддержать наш эксперимент.
Целых восемнадцать часов Джон и Вивек пробирались сквозь сильный буран – видимость была нулевая, да еще и гололед на дороге. Но… они успели.
Джон вернулся в коммуну, проделав такой же нелегкий путь обратно. И еще до того, как он приехал, Вивек позвонила и сообщила, что провела несколько часов у матери в Лондоне, после чего решила вернуться назад, в Раджнишпурам. Ошо сказал, что очень этому рад, и просил Джона ее встретить, поскольку именно он провожал ее до аэропорта. Джон же приехал в общину как раз тогда, когда нужно было снова ехать в аэропорт, чтобы поспеть к прибытию самолета из Лондона. К этому времени снегопад усилился, и многие дороги были перекрыты. А снег все валил и валил. Джону и Вивек все же удалось приехать в общину без особых приключений. Мы были ужасно рады снова видеть нашу Вивек и встретили ее с распростертыми объятиями. Вся эта история напомнила мне Гурджиевские методы. Но это было не так.
Однажды мы с Ошо спускались по извилистой горной дороге в Раджнишпурам. Подъехав к одному из поворотов, вместо того чтобы повернуть, Ошо поехал прямо и остановился на самом краю обрыва. Наша машина на одну треть повисла над пропастью. Под нами было примерно километра полтора до ближайшего уступа. Ошо только и сказал: «Ну вот. Случится же такое». У меня перехватило дыхание. Я боялась пошевелиться, при малейшем движении машина могла накрениться вперед, и мы слетели бы с обрыва. Через несколько секунд Ошо завел машину. Я сидела и молилась несуществующему богу: «Ну пожалуйста, пусть он включит задний ход!» Машина медленно подалась назад, мы выехали на дорогу и повернули в сторону дома. Я ничего не понимала. «Что это было?» – спросила я. «Я хотел объехать лужу, чтобы Чин не пришлось слишком долго мыть машину», – невинно пояснил Ошо.
Шила окружила дом и сад Ошо трехметровым забором, по верху которого пустила колючую проволоку под напряжением. «Чтобы оградить сад от оленей», – сказал она. «От кого?!»
Тем не менее, мы стали пленниками. Место, где сушилось белье, находилось за пределами огороженного участка, и хотя я знала, что калитка не заряжена электричеством, каждый раз, проходя сквозь нее, я чувствовала себя так, будто лошадь лягнула меня в живот. В первый раз, когда такое произошло, я повалилась на колени, и меня вырвало. Моей горной жизни пришел конец. Теперь вместо того, чтобы весело бежать через горы в столовую дважды в день, я, как и все остальные, шла по дороге к автобусной остановке. А за нами с вышки наблюдали охранники. Да, кстати, теперь у нас была охранная вышка, на которой двадцать четыре часа в сутки дежурили по два охранника с пулеметами. Паранойя распространялась по обе стороны от забора.