Алоха из ада
Шрифт:
— Вы, мистер Старк, наверное, задаётесь вопросом, не солгал ли я о том, кто я такой. И не псих ли я.
— Что-то типа того.
— И вы задаётесь вопросом, как кто-нибудь мог бы доказать или опровергнуть моё заявление.
— Прямо в яблочко.
Мы изрядно побили все показатели унылости даже по стандартам ада. Нет ничего более удручающего, чем мёртвый пляжный городок. Выглядит так, словно всё веселье психов, экстравертов и болванов в мире упаковали в коробки и швырнули в костёр. Конечно, это не настоящий Венис. Это лишь его проекция в Конвергенцию. И всё же, что-то большое умерло здесь, и от этого зрелища у меня перехватывает дыхание. А возможно, у меня лёгкое головокружение из-за того, что я срезал своё лицо. Мы проходим
— У меня нет возможности доказать, кто я такой. Может, я безумен. Может, я лжец. Возможно, если бы у вас была книга о появлениях и исчезновениях старины Джека, вы могли бы расспросить меня о подробностях моего прошлого. Но у вас нет книги, а даже если бы и была, Джек — знаменитый человек. Его преступления хорошо известны и хорошо задокументированы. Может, я читал те же самые книги, что и вы.
— Куда это нас приводит, Джек?
— Боюсь, в пустыню. У меня не больше шансов доказать вам, что я счастливчик Джек, чем у вас доказать мне, что вы — Сэндмен Слим.
— Прошу прощения? Я недавно вышел из тени и убил пять армейских офицеров ада. Я взял в плен генерала ада. Я явил гладиус.
Джек потирает челюсть и поводит плечами, всё ещё стараясь размять мышцы. Интересно, сколько он пробыл в клетке Маммоны.
— Может, вы это делали, а может, и не делали. Я не волшебник, как вы и некоторые из этих парней, так что не знаю, как это работает.
— Используй воображение.
— Я видел, как вы убили несколько солдат и проносились через тени, но это мог быть обман зрения. Я видал, как фокусники заставляют мебель танцевать, а духов парить в воздухе. И я видал как они заставляют людей видеть всевозможные вещи. Возлюбленных, друзей, родителей. Пауки. Змеи. Но это были всего лишь фантазии. Обман, предназначенный для того, чтобы обмануть глаз и вселить в душу страх. Насколько мне известно, вы покрутили большими пальцами и обманом вынудили подчинённых господина Маммоны поубивать друг друга.
— И всё равно, это был бы довольно неплохой трюк.
— Действительно был бы. Я видал демонов и дьяволов, которые единственным словом могли переломать человеку на дыбе кости или разорвать сердце. Но это не делает никого из них Сэндменом Слимом.
— Когда до тебя дойдёт, кто я на самом деле, мне всё равно, кто ты. Если можешь доставить меня в Элефсис, я буду звать тебя Джеком Потрошителем или, если хочешь, Мотт-Хуплом [219] . Просто доставь меня туда.
219
Главный герой романа Уилларда Мануса. Толстый, ленивый, но с фантастическим воображением.
— Конечно. А какой будет моя плата за эту услугу?
Я останавливаюсь и смотрю на него. Джек проходит ещё несколько шагов, прежде чем оглядывается на меня. Он засовывает руки в карманы и держится прямо. Всё уважительное отношение исчезло. Он убийца, стоящий на своём.
— Плата? А я-то думал, что должно хватить спасения тебя из гроба-консервной банки.
— Может быть. Давай подумаем над этим, пока будем идти, и посмотрим, что надумаем, ладно?
Он начинает идти, и я следую за ним, глядя на густое пенистое море, больше похожее на смолу, чем на воду. Мне следовало попытаться завести машину. Но на дороге банда бы нас настигла. Так что нет, оставить её было разумным ходом.
— Ладно, Джек. Я должен спросить. Положим, ты и есть старина Кожаный Фартук. Расскажи мне о себе. Триппер съел половину твоего мозга? Ты был религиозным фанатиком? Говорящий пёс по имени Сэм велел тебе убивать всех этих женщин?
— Бога нет, и мне ничего не известно о говорящей собаке, хотя мне бы очень хотелось на неё посмотреть.
— Ты атеист? Ты был рабом падшего ангела.
— Почему необходимо существование Бога для существования ада? Проблема в том, что когда хорошие люди представляю себе ад, они представляю его противоположностью реальному миру и таким же далёким, как звёзды. В этом их заблуждение. Ад и земля — это одно и то же. Разделены всего лишь тонкой завесой понимания того, что это так. Я жил в аду каждое мгновение, пока пребывал на другой земле, и считал своим долгом нести ад всем богобоязненным душам, чтобы напоминать им, что ужас — это та ткань, из которой был создан мир.
— Ты нечасто ходил на свидания, когда был жив, да, Джек?
— Я не общаюсь со шлюхами, большое спасибо. Я режу их.
— Охуеть.
Я достаю фляжку и делаю глоток. Опускаясь вниз, царская водка жжёт именно так, как надо. Я собираюсь предложить Джеку выпить, потому что вы всегда предлагаете выпить другому парню, но завинчиваю крышку и кладу фляжку обратно в карман.
Мы покидаем пляж и направляемся вглубь территории, пробираясь через мёртвые кварталы. На углу одной из главных улиц, где сходятся, словно странное подношение нюхающему клей пляжному богу, ряды горящих пальм, расположено офисное здание с трёхэтажной скульптурой клоуна перед ней. У него белое лицо с тёмными бакенбардами, и на нём цилиндр, белые перчатки и балетные тапочки. Я знаю, это должно выглядеть потешно, но потеха в подобном месте — это всё равно, что дрочить на похоронах. Может, кому-то это и понравится, но вам бы не хотелось быть с ними знакомым.
— Положим, ты — Сэндмен Слим, расскажи мне о себе и о своей работе. Я много раз слышал твоё имя. Адовцы говорят о тебе, как о бугимене.
— Может, я и чудовище, но я никогда не отправлял по почте в газету почку.
— Половину почки. Вторую половину я съел.
— Мама всегда говорила, что разбрасываться едой — грех.
— Сколько адовцев ты казнил, Сэндмен Слим? Сколько людей и людских душ?
— Без понятия.
— Сколько женщин?
— Однажды я накричал на контролёршу парковки.
Вскоре мы оказываемся в жилом районе. Люди в Венис солнцепоклонники, и в большинстве домов огромные окна. У некоторых шикарных домов даже одна или две стеклянные стены. Все стёкла исчезли. Разрушенные подземными толчками и расхуяченные мародёрами. Дома помечены нарисованными баллончиком символами адовых банд. И здесь подростки мудачьё. Надеюсь, небесные тинейджеры — идиоты. Угоняют покататься папочкины крылья и обматывают туалетной бумагой облака других ангелов.
По улице кружит пыльный дьявол, забрасывая нас мусором и битым стеклом. Я тяну Джека за сгоревшую машину и жду, пока смерч пройдёт. Тот заворачивает за угол и направляется по другой улице, словно живой и обладает чувством направления. Несколькими дверьми позже он исчезает. Район не совсем необитаем. Я не хочу знать, кто или что всё ещё живёт здесь. Я поднимаю Джека на ноги, и мы двигаем дальше.
Я слышу посторонний шум с той стороны, откуда мы пришли. Вдалеке появляется свет. Луч прожектора спускается с дюн на пляж. Должно быть, банда сделала круг и обнаружила лимузин Маммоны.
— Джек, есть более быстрый путь?
— Да, но он опаснее.
— Идём.
Мы делаем несколько поворотов обратно тем же путём, которым пришли, и попадаем прямо в пыльную бурю. Я практически ничего не вижу, но Джек тянет меня сквозь неё, словно я пудель на поводке. Когда мы выбираемся из бури, то оказываемся в другом районе. Извилистые дороги на холмах. Крутые склоны и длинные подъездные пути изжёваны, все в постоянно растущих трещинах. Особняки-призраки появляются и исчезают в оседающей пыли. Мы направляемся вниз по склону, как и весь этот район. Если трещины на дороге пересекутся с другими, более глубокими, один хороший толчок, и весь склон этого холма превратится в Сёрф-Сити. Ухватись покрепче и промчись по особнякам, «Роллс-Ройсам» и ухоженным лужайкам прямо к равнинам и в Тихий океан.