Алтарь страха (сборник)
Шрифт:
— Конечно. Старая история.
— Старая или не старая, но по-прежнему актуальная. Оружием в войне, на которой не стреляют, являются воровство, взятки, шантаж, соблазн, убийство, а также все, что способствует достижению целей. Обе стороны несут потери. С точки зрения логики эффективный метод ведения такой войны заключается в том, чтобы всеми доступными средствами увеличить потери противника и уменьшить собственные. И то и другое одинаково важно. Так вот, моя работа подразумевает успешную реализацию второго пункта — уменьшение наших потерь. Мой департамент как раз и отвечает за отражение атак на наши лучшие
— Ничего нового вы мне не сообщили, — недовольно пробурчал Брэнсом. — Что же касается меня, то чертовски неприятно сознавать, что, если ты решишь взять даже небольшой отпуск, тебя тут же начинают подозревать в распродаже секретов.
— Вы упрощаете ситуацию, — заявил Риардон. — Существует два основных способа ослабить врага. Или вы используете его мозги в ваших целях, или не позволяете ему пользоваться ими в собственных. То есть политика собаки на сене: если не мне, то и не тебе, понятно? Теперь допустим, что вы слишком лояльны, чтобы продавать секреты, имеющиеся в вашей голове. Что тогда?
— Что тогда?
— Враг сделает так, что ни вы не сможете воспользоваться вашей головой и никто другой.
— Ба! Не думаю, что он будет обременять себя проблемами и обезглавливать меня.
— Так мог бы сказать и какой-нибудь солдат: какой смысл затевать всю эту возню, чтобы отправить меня на фронт? И как единица, индивидуальность он прав. Но, став составной частью грозной силы из сотен, тысяч и десятков тысяч бойцов, он может внести уже существенную поправку в дело победы или поражения. — Риардон помолчал, ожидая, пока до собеседника дойдет смысл его слов, затем сказал: — И лично мне наплевать на одного конкретного Брэнсома. Меня беспокоят сотни и тысячи таких Брэнсомов.
— Ну, одно утешение у вас уже есть, — усмехнулся Брэнсом. — Моя голова еще крепко держится на плечах.
— Вы должны понимать, что я выражался метафорически. Мозг, внезапно оказавшийся не в состоянии работать на свою страну, — погиб для нее. Это и есть потеря в необъявленной войне. В наш высокотехнологичный век самым смертельным ударом по врагу является тот, в результате которого выводятся из строя мозги, пусть они и не послужат на благо другой стороне. В любом случае потери неизбежны.
— Ну это понятно, — согласился Брэнсом, — любому дураку. Я и сам пришел к этому выводу — скажу без хвастовства — много лет назад. Я одного не пойму — какое это имеет отношение ко мне?
— Я к тому и веду, — ответил Риардон. — За прошедшие пару лет не только наше предприятие, но и ряд других потеряли несколько ценных работников. Эти потери никак не вписываются в средние цифры, выведенные в связи с уходами на пенсию, заболеваниями и смертями. И если мы не отыщем способа перекрыть поток уволившихся по непонятной причине или сбежавших, то рота выбывших превратится в полк, а полк — в армию. — Он взмахнул рукой. — И затем — фьюить!
— Вы уверены, что эти потери произошли не по естественным причинам? — спросил Брэнсом, припомнив те подозрения, что он сам высказывал Бергу.
— Совершенно уверен. Жаль только, что мы слишком поздно спохватились и сообразили, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Мы потеряли самых надежных и ценных людей. У них начались сбои на работе, они изменились внутренне и попросту деградировали. Одни продержались дольше,
— И что же произошло?
— Все трое настаивают на том, что имеют право жить так, как им нравится, и работать там, где им хочется. Работа у них гораздо хуже той, которую они бросили, но они настаивают на том, что она им нравится, и отказываются от дальнейших объяснений. По мнению присматривающих за ними агентов, все они были чем-то или кем-то напуганы. Такой вывод следует из их явного нежелания отвечать на какие-либо вопросы и их попыток скрыться от наблюдения.
— Я их не виню, — сказал Брэнсом. — Мне самому неприятно, что за мной следят как за преступником. Неспроста же я заехал вам по зубам. Мне очень хотелось дать вам понять, что человек должен жить сам и не мешать другим.
Не обращая внимания на последние слова, Риардон продолжал:
— Вскоре после этого они вновь скрылись. Их обнаружили в других местах и занятых другой работой. И мы решили продолжать присматривать за ними, не беспокоя их. Мы пришли к выводу, что нам надо смириться с потерей этих мозгов и с тем, что у нас нет способа уговорить их вернуться к работе на нашу страну. В наших добродетелях скрывается и наша слабость — любой другой режим нашел бы средства силой заставить их работать.
— Итак, вы сочли меня следующим из бунтовщиков? — спросил Брэнсом, испытывая огромное облегчение от того, что настоящая причина его поведения осталась необнаруженной и вне подозрений.
— Вас и еще одного парня, — сообщил Риардон. — В тот день, когда мы решили сесть вам на хвост, оказалось, что еще один малый проявляет схожие симптомы. И он тоже смылся.
— Уже поймали?
— Нет, но в конце концов поймаем. — Риардон вернулся к прежней теме: — Вы, должно быть, не знаете, но на всех предприятиях, занятых производством оружия, мы разместили своих людей, занятых сбором оперативной информации о тех, кто внезапно бросил работу, или выказывал признаки надлома, или начинал странно себя вести. Вот так мы и вышли на вас.
— Кто же меня заложил?
— Не могу сказать, — решительно заявил Риардон. — Тот, кто решил, что вы стали не похожи сами на себя.
— Держу пари — Кэйн, — предположил Брэнсом. — Он всегда считал себя психологом.
— Я в догадки не играю, и не думайте, что вам удастся установить подозреваемого методом исключения.
— Ну хорошо, пусть эта собачка продолжает лаять.
— Я продолжу. Я искал доказательства, следил за вами и пришел к выводу, что вас что-то беспокоит и срыв уже близок. Согласитесь, не может же человек просто так вот взять и бросить хорошую зарплату, перспективы и спокойное существование! Что-то тут не так. Мы хотели узнать, в чем дело. Если бы мы поняли причину, то смогли бы положить этому конец.