Альтеpнатива веpшины Ключ
Шрифт:
– Он объяснит - это вопрос к ДСК, - сказала Юнна после паузы.
– Архитекторы могут нарисовать все, что угодно. Бумага выдержит.
– Так я и говорю то же самое.
– А у вас на ДСК люди-то приличные?
Садыков немного помялся, будто его спросили невесть про что на судебном разбирательстве.
– Сколы в основном допустимые бывают,- тяжело ответил он.Ну, иногда приходят переизвествленные панели, не без этого. Но как ее определишь? Через год только, когда начнет протекать...
Он замолчал в досаде на такие свои слова, на весь этот разговор, которому разве что место
– Больше всего ненавижу,- тихо сказала Юнна,- смотреть на часы. Причем смотреть тайком. Чуть-чуть руку вперед подвинула, вроде она затекла, открылись часы... таким скользящим взглядом по циферблату... Ого! Пора заниматься другой жизнью. Все. Скорости переключаются, мотор гудит, вперед! Куда? И в этой жизни толком не побывала, так, отметилась, и эту жизнь на скорости проскакиваешь, всем привет. Нигде тебя нет, нигде не задержалась, все мимо. Где цель? Где средства? Где время?
– Ты бы курить бросила,- неожиданно для себя сказал Садыков.- Бросишь курить - женюсь.
Юнна расхохоталась, резко, нервически, смеялась, всплескивала руками, то припадая к замершему Садыкову, то отталкиваясь от него. Пыталась что-то говорить сквозь смех: "Боже мой... Я-то... Ой, не могу!.." - В итоге всего этого приступа поцеловала Садыкова в бронзовую щеку.
– Прости, прости меня,- говорила она, давясь последними приступами смеха,- я действительно... произвожу впечатление полной... просто совещание у меня было такое... ну, дикое совещание... с энергетиками. Они ведь - энергетики...
В это время, ах как некстати,- если бы знал этот звонивший т. Степанов!.- раздался вызов автомобильной радиостанции. На секунду все остановилось, будто по детской команде "замри". Звезды прекратили свой бег, искусственные спутники недвижно повисли на орбитах. Застыла и мгновенно смолкла коричнево-красная река. Зуммер радиостанции сердито и настойчиво требовал прервать ночной смех, прекратить полунамеки и недосказы, мода у Шайхометова все дело встало! Юнна взяла трубку и сказала: "Ковальская!" Мгновенно возобновили движение звезды и спутники, понеслась вперед и загрохотала река. Она сказала: "Ковальская!" - без всякого видимого перехода, обретя жесткий служебный тон. Эта мгновенная смена интонаций, способность к секундному переключению на самых высоких скоростях поразила Садыкова. "А где вы раньше были, Степанов? Да при чем здесь в машину или не в машину? .. Где Шайхометов? А что он сам не звонит, что он вас подставляет? Нет, дорогой мой Степанов, я никуда не поеду. Проинформировать меня - ваш долг". Юнна со злостью вставила трубку в гнездо.
– Вот такое у нас вышло свидание, Володя,- сказала она.
– Да ладно, что я не понимаю?
– ответил Володя.
Он подумал, что и вправду у нее жизнь не очень-то сложилась. Что ее занесло на стройку, к мужичью и бетонным работам? Зачем она взялась за такую лямку, как должность замглавного? Вот так жизнь нас, дураков, учит: возьмешься потянуть все это, все кричат вокруг: "Браво! Правильно! Еще чуть-чуть, а мы тут скоро подбежим, поможем!" Потом глядишь - никого нет,
– Лучше б ты не приезжал!
– в сердцах сказала Юнна, занимая водительское место.- Растормошил все...
Видно было, как она махнула рукой, вернее, в темноте рукав ее светлой куртки огорченно махнул. Повернула ключ зажигания, слабо осветилась круглой и глупой зеленой лампочкой готовности.
– Завтра я постараюсь заглянуть к вам, хотя это будет очень сложно. Если меня не убьет мастер спорта с мягкой, но тяжелой рукой, хотя бы улыбнись мне.
– Я могу заранее улыбнуться, авансом, - предложил Володя. Это, кажется, развеселило Юнну.
– Прекрасная мысль!
– сказала она.
– Жалко только в темноте не увижу. И вообще, жалко, что не вижу твоих глаз.
– Еще насмотришься, - сказал Володя. Он, холодея, положил Юнне руку на плечо. Она, чтобы, как показалось Володе, не вспугнуть эту руку, мягким и осторожным движением повернула ключ зажигания. Заработал мотор.
– Ты был женат?
– спросила она. Володя убрал руку.
– Не был. Но... любил.
– По-настоящему?
– Да.
– Почему не вышло?
– Могу тебе рассказать, - зло ответил Володя.
– Но не при заведенном моторе.
– Да, ты прав. Извини.
– Ничего.
– Я все-таки поеду.
– Конечно, уже поздно. Уже второй час.
– Второй? Ничего. Все-таки я подскочу к Шайхометову.
– А что, без тебя не обойдется?
Юнна подумала.
– Может, и обойдется, конечно. Но - привыкла.
– Порочный стиль руководства, - сказал Володя.
– Без сомнения, - подтвердила Юнна.
– Но вообще это не каждый день бывает. То есть не каждую ночь. Так что у меня еще будет возможность утром поджарить тебе омлет. Или яичницу?
– Омлет, омлет, - ответил Володя.
– Только я тебе это доверю, когда научу, как делать омлет пышным.
– Согласна!
– сказала Юнна.
– Привет!
Она включила дальний свет, и машина, переваливаясь на волнах прошлогоднего асфальта, который при резком свете фар походил на поле артиллерийской битвы, стала удаляться. Володя еще некоторое время смотрел, как пляшет на ухабах огонек стоп-сигнала. Луна уже скатилась за гребень черных гор, и пепельное, нерешительное при ней небо начало наваливаться предрассветной темной синевой...
Володя с Маратом тащили на гору силовой кабель. Кабель был разделен на два мотка, тяжелых, как водолазные доспехи. Марат пыхтел под своей половиной, но не сдавался, продолжал начатый внизу разговор.
– А что же главное в жизни?
– спросил Марат.
– Быть человеком, - сказал Володя.
– А ты - человек?
– Человек.
– Откуда ты знаешь?
– Я так думаю про себя, - ответил Володя.
– Это очень важно правильно думать о себе.
– Адекватно, - сказал Марат.
– А машина у тебя есть?