Альтернативная история всего
Шрифт:
— Это все до первого запоя, — пояснил он. — Потом перестраивать придется. О вашей же репутации забочусь!
Храм получился на славу!
Со всех сторон потекли к нему паломники, желавшие увидеть одно из чудес света — это наверняка и Великих Ирокезовых — это если повезет. Все было бы хорошо, если б не здоровье Ирокезова младшего. Отец стал замечать, что сын его желтеет, а по ночам его душит сухой кашель.
— Брось курить, — говорил отец сыну, — а то пожелтеешь как китайский мандарин, или того хуже — как померанец…
— А- а- а, — беспечно махал рукой
Не смотря на тяжелый характер Ирокезова младшего, среди городской молодежи у него было много приятелей. Называя вещи своими именами нужно сказать, что Ирокезов младший был кумиром золотой молодежи. Трудно сказать чего было больше в чувствах его друзей — искреннего почтения, любви или страха, но герой в этом и не старался разобраться. Главное — ему было весело, а все остальное было не существенно. Любое чувство принималось им как должное.
Во дворе его ждали сыновья начальника городской стражи, Силькидорха, Кальций и Натрий, знаменитый городской банщик Сарпевул и жрец нового храма Герострат.
После отеческого внушения настроение у Ирокезова младшего было пасмурным. Он хмуро оглядел друзей, недружелюбно осведомился:
— Месяц у нас какой нынче?
— Месяца пока не видно, — сказал младший из Силькидорхов, Кальций.
— Дурак!
— Сентябрь! — вспомнил Герострат.
— А день какой?
— Пятница.
— Ладно. Будем мой день рождения отмечать. Эй ты, недомерок… — Ирокезов младший посмотрел на Кальция. — Ну-ка беги за подарками. И сестру не забудь.
Сарпевул сам, без напоминания, побежал в баню и вернулся, катя перед собой бочку пива.
— Сколько же тебе сегодня стукнет- то?
Все еще мрачный, Ирокезов сказал:
— За такие вопросы я тебе сейчас сам так двину…
— Охота тебе еще меня бить, — схитрил Сарпевул, — еще аппетит потеряешь. Ты б пивком развлекся.
Через полчаса, когда рабы накрыли столы, появился Кальций. Он тащил позолоченные доспехи своего отца.
— Поздравляем с днем рождения, — жалобно сказал он. — Желаем счастья в личной жизни.
— И в личной жизни, значит, то же? — поинтересовался Ирокезов младший. Он встал с места и несколько раз обошел вокруг Кальция.
— Ты, метр с кепкой, ты почему сестру не привел? А?
Кальций побледнел, чувствуя неизбежность расплаты.
— Отец, — забормотал он. — Отец, понимаешь, её замуж выдал, как водиться… Ты уж…
Ирокезов младший еще походил вокруг Кальция и переспросил для верности.
— Выдал, значит, сестру- то? Вы-ы-ыдал! У- у- у- у предатель!
Он развел руками, но бить младшего Силькидорха не стал, только плюнул тому на штаны.
Не веря в такую удачу — за дружбу с Ирокезовым младшим часто приходилось расплачиваться своими боками — Кальций поднял голову и увидел садящихся за стол гостей.
Все ели и пили, но чувствовалось, что праздник не задался. Душой любого сборища всегда был Ирокезов младший, а как раз сегодня он не был расположен к веселью, да и вся эта кутерьма с днем рождения была им затеяна не веселья ради, а чтоб разогнать тоску, навеянную папашиными словами.
После каждой перемены Ирокезов младший ворчал:
— Мандарин, померанец….
И топил темное чувство тоски большими глотками черного Баварского пива.
Видя сумрачность своего кумира, поначалу и гости вели себя сдержанно, однако, изобилие пива и доброго кипрского вина сделало свое дело. Сперва Кальций, а затем и Натрий набравшись вина сверх меры завели песню, восхваляющую мужские и воинские доблести юбиляра. Кончиться это могло либо смехом, либо кровью. Сарпевул пристально следил за Ирокезовым, рассчитывая при первых же признаках недовольства броситься за Ирокезовым старшим. Ведь кто-то должен будет унять избиение и водворить мир под оливами? Сам Сарпевул это сделать не рисковал. Он считал, что его голова чертовски симпатична и самое подходящее место для неё — у него на плечах. Как раз посредине.
Он ждал ужаса, однако ничего страшного не произошло, ибо неожиданное не бывает страшным.
Ирокезов младший смотрел на братьев сперва неодобрительно, но затем взгляд его смягчился. Их пьяные ужимки напомнили ему семейку орангутангов с Суматры — лет 150 назад они были там с папашей, вместе с экспедицией Синдбада-морехода. Потом он улыбнулся и стал хохотать.
Сарпевул вздохнул с облегчением — пронесло, но судьба распорядилась иначе. Смех Ирокезова внезапно перешел в кашель. Он кашлял и кашлял. Крупные капли пота выступили у него на лбу, глаза начали вылезать из орбит. Рывком он опрокинул стол. Гости бросились врассыпную. Разом протрезвевшие братья Силькидорхи бросились за папашей. Ирокезов старший выскочил во двор в нижнем белье- братья подняли его из постели.
Кашель сгибал сына пополам. Запрокинув его голову назад, отец влил в сына чашу критского и снял приступ. Подняв сына на руки он вошел в дом, а через минуту во двор вылетели все курительные принадлежности — три трубки и пол мешка табака. Из дома донесся рев Ирокезова старшего:
— Еще одна трубка табаку, и если ты не помрешь от неё сам, я своими руками отправлю тебя в преисподнюю…
Отец шутить не любил. Присутствие на семейной сцене в планы гостей не входило, и они поспешили уйти. Герострат, шедший последним, воровато оглядевшись, ухватил узелок с табаком и исчез в темноте.
Через несколько минут он вошел в храм. Герострат был молод, и мысли его были полны тщеславия. Понимая, что никогда ему не сравниться со своим кумиром он надеялся, что станет ближе к нему, если переймет кое- какие его привычки.
Теперь случай давал ему в руки уникальную возможность. Набив трубку, Герострат поджег табак и сделал первую затяжку.
Курильщики знают, что такое первая затяжка…
Приступ кашля свалил молодого жреца на пол. В глазах поплыли колонны храма, тело судорожно прыгало по коврам, пытаясь унять кашель. В первую же секунду Герострат выпустил трубку из рук, и горящие угли покатились на ковер. Когда, наконец, он прокашлялся и открыл глаза, слезящиеся от дыма, зал был охвачен пламенем — горели ковры и стены.