Альтернативная история всего
Шрифт:
Выступая, он взял себе звучный псевдоним. Публике жаждавшей новизны и необычности его представляли как «Наследника второй великой гробницы Мамелюк Пашой».
Немного остынув от цирковой горячки Ирокезов задумался — куда же все-таки пойти. Пришедшее на ум артистическое имя он посчитал за божественное откровение.
— Египет!!!
Герой покопался в своей памяти, но не смог вспомнить, когда был там в последний раз — слишком много было у него на душе и на совести всякой всячины. Плюнув на Амстердам Ирокезов, сориентировавшись
Пройдя через Софию, он забрал находившийся в ремонте у гениального слепого механика Моргенштейна пороховой двигатель и дальше уже полетел.
Море Ирокезов перелетел быстро, ни разу ни упав по дороге.
С Египтом Ирокезова младшего связывало многое — жизнь на раз забрасывала его в эту страну, поэтому, подлетая к побережью, он испытал чувство сходное с обретением утраченной Родины. Поднявшись повыше, он осмотрел окрестности Александрии. Город ему не понравился, поэтому он развернулся, направляя свой полет вверх по Нилу. До Каира он добрался часа через полтора не успев дорогой даже соскучится.
Солнце уже садилось. Его красноватый свет лежал на песке и на стенах города, словно краска, напоминая Ирокезову младшего манеру письма импрессионистов. Зайдя со стороны солнца Ирокезов младший легко спланировал на верхушку какого-то минарета.
Отстегнув двигатель, хрустнул затекшими плечами. Потирая спину, потоптался на месте, оглядываясь и взяв механизм за одну из лямок, пошел вниз. Во дворе, Ирокезов остановился. Похоже было, что попал он к хорошим людям — кругом били фонтаны, зеленела трава, а между деревьями ходили пестрые птицы.
Во дворе фараонили прохлада и безлюдье.
Первое Ирокезову понравилось, а второе огорчило — ибо некого было спросить куда же он попал и скороли его накормят. Видя безразличие хозяев к гостю, Ирокезов решил сам привлечь к себе внимание.
— А кому сбитню горячего? — заорал он страшным голосом, не без основания рассчитывая на быстрое появление стражи.
Стража появилась так быстро, словно сидела в засаде где-то рядом. Четверо держа ружья наперевес, взяли его в полукольцо. Ирокезов баз всякого неудовольствия посмотрел на них.
— А что, матросики, кто в хоромах- то прописан?
Говорил он по-египетски совершенно свободно, баз акцента, чем и ввел охрану в прискорбное заблуждение. Поначалу, по бледности кожи они приняли его за европейца, а с ними связываться было опасно. Однако безупречный египетский сделал свое дело. Со своими стража на церемонилась.
— Да ты никак грабитель? — весело спросил начальник, поглядывая на двигатель в руках Ирокезова. Он махнул рукой. Трое подняли ружья на уровень глаз и прицелились. Ирокезову это очень не понравилось.
— А вот я тебе глаз- то зажмурю, — зловещим голосом пообещал герой начальнику. — Сбитню тебе горячего, свинячья собака?
Последнюю фразу он произнес низким басом, переходящим в инфразвук частотой около шести
Волоча громыхающий двигатель за лямку, он прошел по двору настороженный, ожидая от безлюдья и прохлады только подвоха. Скрипнувшее где-то наверху окно заставило его стремительно обернуться. Повернувшись, он остолбенел. Рука его разжалась, лямка мягко упала на землю.
Сверху, из широкого венецианского окна, на него смотрела женщина умопомрачительной, невероятной красоты. Кровь ударила герою в голову и, не соображая, что он делает, Ирокезов полез вверх по стене. Позади послышался зловещий топот стражи.
— Не стрелять! — крикнула красавица набегавшей охране (к счастью для стражи Ирокезов этого не услышал) — Не стрелять! Это Ирокезов!
Стражники мгновенно изменили направление движения на противоположное. Ирокезовы были известны ничуть не меньше пророка Магомета, а боялись их, наверное, даже больше.
Перемахнув через подоконник, герой остановился. Потрясенный красотой женщины он не набросился на неё, как это обычно бывало, а преисполненный немого восторга только молча смотрел. Молчание было недолгим.
— Я рада видеть Вас у себя гостем, — сказала женщина. — Я принцесса Лина.
Это имя на тысячу ладов зазвучало в голове Ирокезова. Как звон колокольчика оно пролетело по закоулкам его мозга, отзываясь везде счастливым смехом влюбленного человека.
— А я… — начал было Ирокезов, но принцесса перебила его.
— Тебе нет нужды представляться. Я тебя знаю…
Жизнь Ирокезова была длинна как телеграфный кабель из Нового Света в Старый, но, вероятно, впервые на всем её протяжении Ирокезов не только не спал всю ночь, но и сочинял стихи о прекрасной даме. Утром он исполнил песню перед принцессой, аккомпанируя себе на гитаре.
— Очень мило, — сказала принцесса, покраснев от смущения и живых выражений, украшавших суровый и нежный стих Ирокезова младшего — Вдобавок ко всем своим достоинствам вы ещё и поэт?
— И даже музыкант, — скромно добавил герой, слегка обиженный тем, что принцесса не заметила столь очевидной вещи.
С той минутыкак Ирокезов младший увидел Лину, жизнь его превратилась в розовый куст источающий запах любви. Он влюбился. Любовь нашла в его сердце благодатную почву и пустила в ней корни, вроде тех, что пускает баобаб в щедрой Африканской земле.
Дни проносились, словно разноцветные мотыльки. Нежность и любовь наполняли дни и ночи Ирокезова младшего. Изливая свою любовь на принцессу он, однако не догадывался об истинном положении вещей. Любовь делала его слепым а, вешнее проявление Великого Чувства он принимал за действительное движение души, но реальность была другой…