Алые буквы

Куин Эллери

Если Дерку чего-нибудь недоставало в детстве, то отнюдь не материальных ценностей. Лоренсы унаследовали свое состояние от прадеда, который после Аппоматтокса [11] отправился на Запад, разбогател на приисках и строительстве железных дорог и вернулся в Мэриленд, чтобы наполнить семейные сундуки.

— Отец Дерка никогда в жизни не работал, — продолжала Марта. — Дерк тоже, покуда не надел форму. Отец отправил его в военный институт в Вирджинии, но его через год вышвырнули оттуда за постоянные нарушения дисциплины. Тогда он решил стать писателем. Пёрл-Харбор застал его живущим в Гринвич-Виллидж, носившим бороду и старающимся походить

на хемингуэевского персонажа, живущего всего на десять тысяч в год. Дерк пошел в армию — думаю, для разнообразия — и служил офицером парашютного полка в Бельгии, когда узнал, что его родители погибли в автомобильной катастрофе. Вернувшись домой после войны, он узнал еще две вещи: что полиция подозревает, будто мистер Лоренс намеренно сбросил в кювет автомобиль, где находились он и миссис Лоренс…

11

Аппоматтокс — город в штате Вирджиния, где 9 апреля 1865 г. генерал конфедератов Р. Ли сдался федеральному генералу У. Гранту, что ознаменовало конец Гражданской войны в США.

— Почему? — спросил Эллери.

— Не знаю, если только это как-нибудь не связано с другим фактом, о котором Дерк узнал по возвращении. Его отец растратил все состояние Лоренсов — все до последнего цента — и не оставил ничего, кроме долгов.

Дерк вернулся в Нью-Йорк, имея лишь то, что было при нем. Он снова пытался писать, но после нескольких голодных месяцев начал искать работу. Ему повезло, и какое-то время, пока ему не исполнилось двадцать восемь, он служил в редакторском отделе одного издательства.

Я встречала кое-кого из его сослуживцев, и они рассказывали одно и то же. Дерк выглядел весьма интеллектуальным — как и все недоедающие — и обладал весьма мрачным взглядом на жизнь. Его коньком была ирония, но, несмотря на блестящий ум, он не ладил с сотрудниками, особенно с женщинами.

— По какой-нибудь конкретной причине? — спросил Эллери.

— Вскоре после поступления в редакцию Дерк стал встречаться с одной из работающих там девушек. Я знаю только то о ней, что ее звали Гвлэдис — она писала свое имя с буквой «в». Гвлэдис влюбилась в него без памяти, у них была связь, но вскоре она ему надоела, он перестал с ней видеться, и бедняжка покончила с собой. Конечно, Гвлэдис была законченной истеричкой, и это не вина Дерка, но с того времени он перестал даже подходить к женщинам.

Издательская работа требовала от Дерка чтения великого множества детективных произведений. Они возбудили его воображение, и он вновь взялся за писательскую деятельность — на сей раз за детективный роман.

К удивлению Дерка, его же фирма взялась за публикацию книги. Всего продали менее четырех тысяч экземпляров, но отзывы были хорошими. Книга называлась «Смерть — моя любовь». Что вы о ней думаете, Эллери?

— Для начинающего писателя это удивительная вещь. Сюжет скроен по-любительски, но дело в настроении. Я спросил Дерка, когда впервые встретил его на собрании детективных писателей Америки, откуда эта болезненная атмосфера. Он ответил, что любое убийство — болезненная тема. Тогда Дерк оставил работу и посвятил все время пишущей машинке, верно?

— Да, — кивнула Марта. — В течение следующего года он написал еще три детективных романа.

— На собраниях Дерк почти не раскрывал рта, но со мной был откровенен, — продолжал Эллери. — Он обижался, что его книги расходятся плохо, в то время как куда худшие произведения проходят на ура. Свою обиду он прикрывал вызывающими манерами. Когда я предложил ему пойти на компромисс со вкусами публики и несколько осветлить колорит, Дерк ответил, что пишет так, как хочет писать, а если людям это не нравится, то пусть не покупают его книги. Мне это показалось не слишком похожим на реакцию взрослого человека, и я не удивился, когда он вскоре забросил работу над детективной прозой.

— Боюсь, это была моя вина, — вздохнула Марта. — Я ведь Дерку проходу не давала, так как спустя три дня после нашей первой встречи твердо решила выйти за него замуж.

— Ты никогда мне об этом не говорила, — упрекнула ее Никки.

— Я о многом никогда тебе не говорила, Никки. Каждый день я писала ему любовные письма, потеряв всякий стыд. А после свадьбы я убеждала его попробовать силы в серьезной литературе. Возможно, это была моя самая большая ошибка. Дерк был так счастлив и трудился с таким увлечением, но после выхода книги было продано еще меньше экземпляров, чем в случаях с его детективными романами. Большинство критиков разнесли роман в пух и прах…

— «Звук молчания» действительно плохая книга, Марта, — мягко произнес Эллери. — Гипертрофированный реализм обернулся обычной мелодрамой.

— Мы переживали неудачу несколько недель, — после паузы продолжала Марта, — но в конце концов мне удалось пробудить в Дерке веру в себя и заставить его написать второй роман. Однако результат оказался еще более плачевным…

После второй книги я уже не могла вывести Дерка из депрессии. Чем больше я пыталась, тем сильнее раздражала его. Когда Дерк приступил к работе над третьим романом, он заперся у себя в кабинете. И тут я, очевидно, совершила вторую ошибку. Вместо того чтобы взломать замок и вбить немного здравого смысла в его тупую башку, я… ну, стала искать занятие для себя и осуществила постановку «Вокруг тутового дерева». Провал научил меня многому — я поняла, что театром должна была заниматься до знакомства с Дерком.

Мне казалось, что мое фиаско должно вновь нас сблизить, так как, согласно теории, люди в беде тянутся друг к другу. Но это только сильнее отдалило нас. Дерк обвинил меня в том, что я следую примеру всех богатых дилетантов, и у нас произошла бурная ссора. Я была смертельно обижена во второй раз… Дерк угрюмо сел за машинку, а я приобрела права на еще одну пьесу. И вот тогда-то его ревность и дала о себе знать.

— Как именно Дерк ее проявлял? — спросил Эллери.

— Автором пьесы был Алекс Конн — вы его знаете. У меня это был второй драматургический опыт, а у него — первый. Никогда еще не существовал автор, с таким уважением относившийся к своему продюсеру. Бедный Алекс и в мыслях не имел ухаживать за мной — он скорее занялся бы любовью со сфинксом. К тому же он голубой.

Перед началом репетиций пьесу понадобилось заново перепечатать. У меня имелись возражения относительно некоторых сцен, и я часто заглядывала в дешевый отель на Таймс-сквер, где работал Алекс. Однажды вечером туда ворвался Дерк и, к моему и Алекса полному изумлению, обвинил нас в том, что мы наставляем ему рога (Алекс, как назло, работал в нижней рубашке и босым). Мы подумали, что он шутит. Однако Дерк так поколотил беднягу Алекса, что о шутках не могло быть и речи.

Как мы с Алексом ни убеждали Дерка, что он все нафантазировал, это не производило на него никакого впечатления. Он выглядел… ну так, каким вы его только что видели, Эллери. Только в тот вечер он не был пьян.

— Надеюсь, ты отругала его как следует! — воскликнула Никки.

— Ну, я заявила, что не собираюсь вести себя так, будто совершила преступление, потому что я ни в чем не виновата, и добавила что-то насчет любви и доверия. В конце концов мы обнялись, и это казалось началом нового взаимопонимания. Но на той же неделе, когда я обсуждала роль Майкла в пьесе Алекса с Роем Берком, который должен был играть ее, Дерк устроил очередную сцену, и отчет о ней попал в газеты. С тех пор все продолжается в том же духе, и я не могу понять почему!