Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
— Без артиллерии мы не выиграли бы войну…
Многие предприняли уже «дальнюю разведку» — послали запросы в офицерские училища и получили оттуда письма. Думали не о том, что выгоднее, а о том, где смогут принести больше пользы. Спорам не было конца, и они как-то приподнимали, волновали.
Все вокруг напоминало о приближении решающих дней: заголовки в ротной газете, выступление по радио Гербова «Как мы готовимся к экзаменам», Доска почета в читальном зале с фотографиями отличников, — ряды их множились.
Очень важно было взять как следует старт. И офицеры старались поддержать это стремительное движение рассказами о том, как сами когда-то готовились к экзаменам, организацией встреч с выпускниками школ и студентами вузов, подбадривали робких и неуверенных: «Напряги силы, все будет хорошо!»
В небольшой комнате отдыха офицеров по совету полковника Белова комсомольское бюро созвало «слет передовиков учебы». Было уютно, весело и просто. Пили чай, ели торт с надписью «Отличникам первой роты», слушали патефон. Потом начали делиться опытом подготовки к экзаменам.
Андрей Сурков, немного похудевший за последние месяцы, возмужавший, говорил баском:
— Думаю, половина успеха в правильной организации труда. Я, например, сначала готовлю легкие предметы, стараюсь перемежать науки точные с гуманитарными. После напряженной умственной работы физкультурой сбрасываю усталость.
Присутствие Пашкова несколько нарушало общий тон беседы. Вопрос о том, приглашать ли его на слет, вызвал ожесточенные споры. На днях предстоял разбор его «персонального дела» на комсомольском собрании, и самые непримиримые члены бюро категорически возражали против его присутствия на слете. «Мы с ним встретимся в иной обстановке», — многозначительно обещали они. Другие же считали, что раз у Пашкова только четверки и пятерки — значит, он вправе быть здесь. И так как Боканов тоже поддержал это мнение, Геннадия пригласили.
Он пришел хмурый, замкнутый, весь вечер нервно постукивал чайной ложечкой о стол, не поднимая глаз от скатерти. Соседи отодвинулись от него, и создалось впечатление, что он сидит отдельно, на отшибе, исполняя какую-то мучительную, но необходимую для него самого обязанность.
Боканову очень хотелось хоть словом поддержать и приблизить Геннадия, но он знал, что сейчас это неуместно и может только повредить.
О Пашкове словно забыли, и дружное веселье заплескалось остротами, смехом и песнями. В ту минуту, когда Виктор Николаевич запел: «Легко на сердце от песни веселой», а хор подхватил напев, в комнату вошел, слегка прихрамывая, генерал Полуэктов.
Все радостно вскочили, задвигали стульями — каждому хотелось, чтобы начальник училища сел рядом с ним.
— Это хорошо, что на сердце легко, — приветливо сказал Полуэктов, усаживаясь рядом с Ковалевым и слегка притрагиваясь пальцами к коротко подстриженным темным усам, — а вы все-таки почаще «Винтовочку» пойте, так-то вернее будет. Читаете в газетах о новых претендентах на мировое господство? Нам с вами про винтовочку пуще всего следует помнить! — Он обвел всех пытливыми, зоркими глазами и, оставшись доволен тем, что увидел, сказал негромко, нажимая на окончания фраз: — Вы первые выпускники в истории суворовских училищ. От вас, будущих офицеров нашей армии, мировой славы, любимой всеми народами, разгромившей «непобедимые» гитлеровские полчища, очень многого ждут и многое потребуют. Вы вступили в решающий год учебы, и сила воли каждого определится тем, как он закончит училище.
Генерал посидел еще немного и, извинившись, ушел, не желая стеснять собравшихся своим присутствием. Снова поднялся веселый шум. Разговор завязался о силе воли — может быть, потому, что о ней сейчас упомянул начальник училища, а возможно, вспомнили об учебнике психологии, который получили на днях. В конце учебника, опережая курс, многие успели прочитать о воспитании воли.
— Товарищ капитан, у вас большая сила воли? — невинным голосом спросил Семен у Боканова, с которым сидел рядом.
Сергей Павлович помедлил с ответом.
— Да как сказать? На такой вопрос ответить трудно.
— Ну, а вообще-то у вас есть сила воли? — не унимался Гербов.
— Конечно! — Капитана даже покоробило от этого вопроса.
— А вы курить могли бы бросить? — озадачил его Семен.
Шум умолк. Все с любопытством стали прислушиваться к разговору.
«Вот ведь привязался», — подумал Сергей Павлович, но твердо ответил:
— Конечно, мог бы, а вы могли бы? — желая переключить внимание присутствующих на Семена, спросил Боканов.
— Мог бы, — кивнул тяжелым подбородком Гербов.
— Ну, так бросьте, если есть сила воли! — уличающе воскликнул капитан и довольно потер свою щеку: все же отбил атаку!
— И брошу… если вы бросите, — неожиданно для самого себя выпалил Гербов.
Волна улыбок, переглядов прошла над столом. Возникший было шум восхищения тотчас стих — боялись упустить слово из этого поединка. Боканов почувствовал, что отступать ему некуда, и решил: если уж продавать свои права курильщика, так подороже, а может быть, и по такой несходной цене, на которую никто не согласится.
— Согласен, брошу курить вот с этой минуты, — медленно произнес он, обводя воспитанников таким взглядом, словно призывал в свидетели, — но при одном условии: вы все тоже бросаете!
Он особенно подчеркнул слово «все».
Некурящие с готовностью подхватили предложение воспитателя, курящие стали искать обычные в таких случаях лазейки:
— Сразу трудно…
— Привычка…
— Стимула нет — бросить.
А Боканов, распалясь, подлил масла в огонь (больно заманчивой представилась перспектива одним ударом покончить в классе с тем, с чем боролись годы):
— Если сила воли есть — бросите!
— Да-а, вы дома можете курить, — протянул кто-то, — а у нас здесь попробуй — пятьдесят глаз!
— А мы дадим слово чести, — и Боканов протянул руку Семену, этим жестом утверждая его полномочным представителем.
Однако приняли решение, не закрывающее полностью пути отхода: курить бросают все, но только до выпускного вечера. А там видно будет.
ГЛАВА VIII