Алый знак доблести
Шрифт:
Он догадывался, что услышит от них, когда вернется в лагерь. Представил себе, каким издевательским воем они его встретят. Им не дано понять точку зрения, столь превосходящую их собственную.
Ему стало до боли жаль себя. С ним плохо обошлись. Железная пята несправедливости растоптала его. Мудрое, поистине единственно достойное поведение опорочено нелепым стечением обстоятельств.
В нем нарастала тупая, какая-то звериная злоба на товарищей, на войну, на судьбу. Он понуро плелся, охваченный мучительной тоской и отчаяньем. При каждом звуке вздрагивал, хмуро оглядывался, и тогда в глазах у него появлялось выражение, какое бывает у преступника, знающего, что его вина велика, велика и грядущая кара, и не находящего слов для оправдания.
С поля он свернул в чащу, словно желая спрятаться в ней. Там не слышны будут выстрелы, звучащие как человеческие голоса.
Деревья стояли вплотную друг к другу, расходясь наверху подобно цветочным букетам, кусты, опутанные ползучими растениями скрыли землю. Юноша с трудом продирался сквозь заросли каждый его шаг гулко отдавался в лесу. Растения цеплялись за ноги с пронзительным звуком отрывались от древесных стволов. Подрост так шуршал, расступаясь, точно спешил оповестить о его местонахождении весь мир. Лес не желал терпеть присутствия этого человека. Он протестовал при малейшем его движении. Когда юноша разъединял деревья с обвившим их плющом, потревоженная листва поворачивалась к нему всеми своими лицами, взмахивала всеми руками. Он дрожал при мысли, что этот шелест и хруст привлечет к нему внимание людей. В поисках глухого, затерянного уголка он шел все дальше и дальше.
Ружейные выстрелы уже еле долетали до него, отдалилась и пушечная канонада. В просветах между деревьями внезапно засверкало солнце. Насекомые издавали странно ритмичные звуки. Они словно скрежетали в унисон зубами. Из-за дерева высунулась нахальная физиономия дятла. Беспечно взмахивая крыльями, пролетела какая-то птица.
Грохочущая смерть осталась позади. Теперь юноше казалось, что у Природы нет ушей.
То, что он видел вокруг себя, вернуло ему уверенность. Этот ландшафт был чудесным заповедником жизни. Все в нем дышало верой в мирное существование. Доведись его робким глазам увидеть кровь, он тут же бы умер. Природа представилась юноше женщиной, которой ненавистна трагедия.
Он запустил шишкой в резвую белку, и та удрала, испуганно вереща. Она остановилась только на самой иерщине дерева, осторожно выглянула из-под ветки и, замирая от страха, посмотрела вниз.
Поведение белки преисполнило юношу торжеством. Таков закон, повторял он себе. Сама Природа подала ему знак. Как только белка почуяла опасность, она немедля обратилась в бегство. Не осталась упрямо сидеть на месте, подставив пушистое брюшко под удары шишек, не приняла смерть, устремив взгляд в исполненные сострадания небеса. О нет, со всех ног удрала, хотя, надо думать, это обыкновенная белка, а не философ среди своего племени. Юноша зашагал дальше, чувствуя, что Природа заодно с ним. Она подтверждала его правоту доказательствами, которые существуют всюду, где светит солнце.
Потом он чуть не увяз в болоте. Пришлось перескакивать с одной поросшей мхом кочки на другую, стараясь не провалиться в маслянистую жижу. Остановившись на минуту, чтобы осмотреться, он заметил какого-то зверька, который нырнул в черную воду и тут же вынырнул с поблескивающей рыбкой в зубах.
Юноша снова углубился в чащобу. Когда он наступал на ветки, они трещали так громко, что совсем заглушали канонаду. Он пробирался в густой тени, надеясь отыскать тень еще гуще.
Наконец он подошел к месту, где деревья, встав в круг и сомкнув наверху ветви, образовали своеобразную часовню. Он осторожно раздвинул зеленые двери и вошел. Хвоя мягким коричневым ковром устилала землю. Все было погружено в торжественно-молитвенный полумрак.
Едва перешагнув порог, юноша замер, пораженный ужасом,- он увидел нечто.
На него смотрел мертвец, который сидел, прислонясь к столпообразному дереву. Труп был облачен в мундир, некогда синий, а теперь выцветший до уныло-зеленого оттенка. Неподвижные глаза были студенисты, как у дохлой рыбы. Рот разинут. И уже не красен, а отвратительно желт. Серые щеки усеяны торопливыми муравьишками. Один из них волочил пучок чего-то по верхней губе мертвеца.
Оказавшись лицом к лицу с этим нечто, юноша пронзительно вскрикнул. На несколько мгновений оцепенел. И продолжал смотреть в остекленелые глаза. Мертвец и живой обменялись долгим взглядом. Затем юноша осторожно пошарил рукой позади себя и нащупал древесный ствол. Держась за него, стал шаг за шагом отступать, по-прежнему обратившись лицом к трупу. Он боялся, что, стоит ему отвернуться, тот вскочит и беззвучно погонится за ним.
Ветви преграждали ему дорогу, грозили оттолкнуть к мертвецу. Ноги беспомощно цеплялись за кусты терновника, и все это рождало в нем необъяснимое ощущение, будто он касается трупа. Его рука на мертвом теле - от этой мысли юношу била дрожь.
Все же ему удалось порвать цепи, мешавшие бежать из этого места, и он помчался напролом через кустарник. Его преследовало зрелище черных муравьев, которые алчно копошились на серых щеках и до ужаса близко подбирались к глазам.
Потом он остановился, тяжело дыша, ловя ртом воздух, и прислушался. Ему чудилось, что из мертвой глотки вот-вот вырвется хриплый голос и осыпет его клекочущей очередью чудовищных угроз.
Деревья у входа в часовню что-то молитвенно бормотали, колеблемые легким ветерком. В обители мертвеца воцарилось скорбное безмолвие.
VIII
Деревья начали тихонько напевать гимн сумерек. Солнце скатилось к горизонту, и его косые бронзовые лучи озарили лес. Насекомые вдруг перестали скрежетать; казалось, они благоговейно примолкли, опустив хоботки долу. Тишину нарушал только хор мелодично ноющих деревьев.
Внезапно в безмолвие вторгся оглушительный шум. Откуда-то издалека донесся кровожадный рев.
Юноша остолбенел. Чудовищная мешанина звуков пригвоздила его к месту. Впечатление было такое, точно раскалываются небесные светила. Тарахтение ружейной стрельбы вплеталось в бухающие разрывы снарядов.
Мысли его заметались. Враждующие армии представились ему в образе двух сцепившихся пантер. Он прислушался. Потом побежал в ту сторону, где шел бой. Юноша понимал, какая ирония скрыта в том, что он торопится сейчас туда, откуда жаждал поскорее уйти. И возражал себе приблизительно так: если станет известно, что с минуты на минуту земля врежется в луну, многие, несомненно, полезут на крыши, дабы ноочию увидеть их столкновение.
На бегу он обнаружил, что лес перестал петь, словно обратил наконец внимание на посторонние звуки. Деревья смолкли и замерли. Все кругом прислушивалось к греску и грохоту, к ошеломляющим громовым раскатам. Сливаясь в единый хор, они гремели над тихой землей.
И тут ему пришло в голову, что сражение, в котором он принял участие, в общем-то было всего-навсего ленивой перестрелкой. Судя по доносившемуся рохотанию, вряд ли он представляет себе, что такое настоящий бой. Такие оглушительные звуки могут сопровождать только битву небесных воинств, чьи полчища схватились в воздухе не на жизнь, а на смерть.