Амадей
Шрифт:
Два мрачных аккорда, которыми начинается увертюра к «Дон Жуану», звучат в театре. МОЦАРТ на коленях содрогается от страха и пристально смотрит вперед. На заднике малой сцены появляется силуэт огромной черной фигуры призрака в плаще и треуголки. Фигура простирает руки вперед, к Моцарту, своему создателю, жестом грозным, но в то же время завлекающим.
Сальери. Отца-мстителя такой силы опера еще не знала. И тогда же возник образ кающегося вольнодумца, осужденного на вечные муки!.. Я смотрел ошеломленно и видел, как из своей повседневной жизни он творит искусство. Мы были с ним простыми людьми, но он из заурядного творил легенды… А я из легенд – лишь заурядное…
Фигура
(К зрителям.) Разве не мог я прекратить с ним борьбу и проявить милосердие?.. Конечно, мог, друзья мои. Когда угодно. Если б господь проявил ко мне хоть каплю жалости! Каждый день, садясь за работу, я обращался к господу и молил его, слышите? Я все еще молил его! Сделай музыку мою достойной!.. Чтобы я услышал это сам! Один только раз! Хотя бы один! Но он не внял моим мольбам… Я слушал свои сочинения, погасшие в соей ординарности, лишенные намека на одухотворенность. И я вслушивался в его музыку…
Звучит восхитительное терцетто «Нежный ветерок, спокойная волна» из оперы «Так поступают все женщины».
…напоенную вдохновением, рвущимся наружу, которое ничего не могло заглушить! Я слушал его комическую оперу «Так поступают все женщины» о совращении двух сестер, увековечившую Алойзу и Констанцию, двух обычных девушек, превращенных в богинь. Их арии о страстной любви звучали сладостнее райских песнопений. (С горечью обращается к богу.) Господи! Снизойди же ко мне! Будь милостив! (От имени бога.) « Нет, нет, нет! Ты не нужен мне, Сальери! У мне есть Моцарт! Лучше умолкни навсегда!» Ха-ха-ха-ха-ха!
Музыка обрывается.
Резкий, визжащий смех сочинителя вдруг зазвучал из уст самого господа бога! Нет, я должен положить этому конец! Но как? Оставался один способ. Уморить сочинителя голодом. Голодом изгнать божественное из плоти его! Бросить его в пучину нищеты!
Вена и Шёнбрунский дворец.
Моцарт поднимается с колен, держась за живот.
Сальери (Моцарту). Как ваши дела сейчас? Моцарт. Плохо. У меня нет денег. Да и негде их взять. Сальери. Но право же, это нетрудно поправить.
Освещается малая сцена, и мы видим ИМПЕРАТОРА в его золотом пространстве.
Иосиф. Надо найти ему место. Сальери (зрителям). Но была еще одна опасность. Сам император. (Сальери подходит к императору.) Ничего подходящего нет, ваше величество. Иосиф. А камермузикус? Поскольку Глюк скончался, появилась вакансия. Сальери (голосом крайне шокированного человека). Чтоб Моцарт сменил Глюка? Иосиф. Надо сделать для него что-нибудь, а то он всем раззвонит, что я его выжил отсюда. Вы же знаете его ядовитый язык. Сальери. Тогда дайте ему пост Глюка, но не жалованье. Это было бы нелепо. Иосиф. Глюк получал две тысячи флоринов в год. Сколько же положить Моцарту? Сальери. Двести. Жалованье небольшое, но ведь и услуги тоже. Иосиф. Совершенно справедливо. Весьма обязан вам, наш придворный композитор. Сальери (кланяется). Рад служить, ваше величество.
Свет снимается с ИОСИФА, хотя он остается
Сальери возвращается к Моцарту.
(Зрителям.) Легко же это удалось! Как и многие, кто хочет слыть щедрым, Иосиф второй был невероятно скуп.
Моцарт преклоняет колено перед Императором.
Иосиф. Герр Моцарт. Vous nous faites honneur![70] Вы делаете нам честь!
Меняется свет. Моцарт поворачивается и идет на авансцену.
Моцарт. Какое неслыханное оскорбление! На такое жалованье и мышь нельзя прокормить! Сальери. Считайте, что это символический жест, caro Моцарт… Моцарт. В юности мне дарили табакерки, а теперь перешли к символике!.. И ради чего? Пом-пом! Чтобы барабанить на фейерверках! Трень-брень! Да тренькать на концертах! Сальери. Мне жаль, что это разгневало вас. Если б я знал, что это вас так раздосадует, я бы не предложил это императору. Моцарт. Вы предложили это? Сальери. Сожалею, что не сумел сделать для вас большего. Моцарт. Ах, простите меня!.. Вы хороший, добрый человек. Теперь я вижу! А я чудовищный идиот! (Он хватает руку Сальери.) Сальери. Нет, пожалуйста, прошу вас, не надо… Моцарт. Вы пристыдили меня… Вы ведь отличный малый! Сальери (пытается освободиться). Нет, нет, нет, нет, нет, нет, - sil vous plait. И не надо так пылко, прошу вас!
Моцарт хохочет, видя, как Сальери подражает императору.
Сальери смеется вместе с ним. Моцарт вдруг сгибается пополам и стонет.
Вольфганг, что с вами? Моцарт. Ничего… Живот свело. Со мной бывает. Сальери. Мне очень жаль. Моцарт. Простите… сейчас пройдет. Сальери. Ну, до скорого. Моцарт. Конечно. Сальери. Почему бы вам не заглянуть ко мне? Моцарт. Непременно… Обещаю! Сальери. Bene. Моцарт. Bene. Сальери. Мой друг! Мой новый друг!
Моцарт хихикает от удовольствия и уходит. Пауза.
(К зрителям.) Богу представился случай расправиться со мной. Я даже ждал этого. Но случилось другое. Не успел я погубить карьеру Моцарта при дворе, как господь вознаградил меня. Сбылась моя самая честолюбивая мечта!
ВЕНТИЧЕЛЛИ вбегают с двух сторон.
Первый. Капельмейстер Бонно… Второй. Капельмейстер Бонно… Первый и Второй. Капельмейстер Бонно скончался!
Сальери открывает от удивления рот.
Первый (к Сальери). Вы назначаетесь… Второй. Королевским указом… Первый. Занять его место!
Свет ярко вспыхивает и освещает ИМПЕРАТОРА на малой сцене. По обе стороны, точно иконы, стоят, как и прежде, ШТРЕК и ОРСИНИ-РОЗЕНБЕРГ.
Иосиф (обращается официальным тоном к Сальери, который поворачивается к нему и склоняет перед ним голову). Первый императорский королевский капельмейстер нашего двора!