Амальгама миров
Шрифт:
Мы вновь повалились прямо на землю. Я отдал Овиду свой плащ, а мы с Люськой накрылись ее накидкой, и сразу же я как будто провалился в глубокий колодец, и падал, и падал в него, не в силах достичь дна.
Не знаю, сколько длился наш сон, но я пробудился, как от толчка, сразу, чувствуя себя совершенно бодрым и отдохнувшим. Людмила еще спала, я не стал ее тревожить и, встав, начал оглядываться по сторонам в надежде увидеть зеркало.
Зеркала, конечно, не было. Заодно отсутствовали Овид и Хома.
За те часы, что мы провели во сне, изменилось многое.
Во-первых, небо сияло первозданной
С удовольствием прислушиваясь к радостному пению птиц, я выбрался из ложбины и замер. Прямая, словно прочерченная рукой опытного геометра, дорога устремлялась к циклопическому сооружению из желтого и голубоватого камня. Никогда в жизни я не видел ничего подобного. Грубо обтесанные глыбы в несколько человеческих ростов образовывали правильный круг, в центре которого возвышался прямоугольный камень. Рядом с ним я заметил крохотные фигурки Овида и Хомы.
– Это еще что такое?
– невольно пробормотал я, оглядывая неведомую постройку.
Величественный вид на первый взгляд небрежно сложенных из песчаника плит вызывал трепет, и я вместо того, чтобы присоединиться к Овиду, робко остановился у более низких внешних камней сооружения, а потом медленно побрел обратно.
Людмила уже проснулась и теперь сидела на траве, протирая глаза. Она счастливо улыбалась.
– И кому же все это приснилось?
В который раз я убедился, какие непостижимые существа эти женщины. Казалось, что выпавшие на Люськину долю переживания должны изменить ее до неузнаваемости. Но вот надо же, по всему видно, что Людмила чувствует себя прекрасно. И даже кокетничает.
– Мне не приснилось ничего, - честно признался я.
– А если и приснилось, то все равно я этого не помню.
– Мне, кажется, тоже ничего не снилось, - Люська собрала растрепавшиеся волосы в пучок на затылке.
– Так хорошо?
– Замечательно. Но что же мы теперь будем делать? Неизвестно, удастся ли нам поспать в этом мире еще. Может быть, Гамсилг уже где-то рядом.
– Да?
– боязливо поежилась Люська.
– А деревья откуда?
– Это еще что!
– не выдержал я.
– Там, наверху, какие-то камни наворочены. Что-то вроде храма. Овид в нем, по-моему, молится, или жертвоприношение приносит, или просто сидит.
– Это Стоунхендж, Мастер Александр, - раздался звонкий голос Овида. Мне приснился Стоунхендж, и он тут очутился. Вы не представляете, как я счастлив!
– Стоунхендж?
– Ой, я знаю, что это такое, - Люська запрыгала, как девчонка.
– Нам в училище на истории искусств о нем рассказывали. А ты разве не помнишь?
– Я эту лекцию, скорее всего, прогулял.
– Вот именно, троечник вечный. Стоунхендж - древний храм друидов в Англии. Он до сих пор сохранился.
– Да, Мастер Александр. Всю жизнь я мечтал побывать на развалинах Стоунхенджа, но время моего паломничества еще не пришло. Зато здесь Стоунхендж сам пришел ко мне. Теперь все будет хорошо.
– Ой ли, - усомнился я.
– Подумаешь, молитвенные камни, к тому же почти разваленные.
– Не говори так, - грубо прервал меня Хома.
–
Я обратил внимание, что Овид вовсе не выглядит больным и бледным. Рана на скуле затянулась в тонкий белый шрам, как будто прошел по крайней мере месяц после сражения.
– Друиды, паломники, змеи и кресты, омелы и чертовщина, - тихо ворчал я себе под нос, пока мы выбирались из рощи.
– Без колдовства шагу не ступить. Ну и мирок!
Куда мы идем, я понятия не имел. Просто шел и все. От Стоунхенджа, который даже с большого расстояния выглядел все так же мрачно и величественно, я свернул в сторону и, не придерживаясь дороги, повел всех за собой через рощу.
Овид постоянно оглядывался, ему было жалко покидать святое место, хотя бы и следовало, на мой взгляд, понять, что этот храм похож на настоящий не больше, чем покойник на живого человека. Но сказать об этом вслух я не решался.
Как ни приятно было идти по короткой траве, в которой тускло, как гильзы, поблескивали лакированными боками желуди, но роща скоро кончилась. Я в задумчивости остановился на опушке под кряжистым дубом, далеко выбросившим горизонтальные ветки, величиной со ствол дерева средних размеров, в сторону степи. В степь идти не хотелось.
Может быть, все-таки здесь останемся?
– спросил я у Овида.
– Все-таки укрытие. И Гамсилг сюда, наверное, не сунется. Поживем, отоспимся. Глядишь, и зеркало приснится.
– Остаться-то, конечно, можно, - засомневался Овид.
– Мальчики, а там что за город?
– вдруг закричала Люська, указывая рукой на кажущийся пустым горизонт.
– Там - дома!
Я страшно боялся новой встречи с Гамсилгом. Что они там не поделили с Дер-Виддом в нашей реальности, я не знал, да и не хотел знать, но в любом случае встреча со злопамятным колдуном не сулила ничего хорошего. Но еще больше я боялся остаться в этом мире навсегда.
Выбора, собственно, не было. Кто знает, приснится вообще кому-нибудь из нас зеркало или нет. А в городе, если это действительно город, хотя в нем и таится опасность, можно рассчитывать найти осколки. Нам теперь не так уж много не хватает до целого зеркала, так что стоит попытаться.
Мы подошли к городу поближе. С этого расстояния даже близорукий мог бы разглядеть островерхие крыши домов, готическую церковь с тонким шпилем и крестом, зелень деревьев.
Пряничный вид небольшого поселения успокаивал - жилище Гамсилга выглядело совсем по-другому.
– Там, наверное, есть гостиница, - мечтательно сказала Людмила. Кровати, чистые простыни.
– И еще там можно по-человечески поесть, - поддержал ее я.
– А то ведь протянем ноги с голодухи.
– А меня в столярке подремонтируют, - язвительно напомнил нам о своем плачевном состоянии Хома.
Получилось так, что уговаривать никого не пришлось, и мы отважно направились по грунтовой дороге к городским воротам.
Ворота никто не охранял, и мы беспрепятственно миновали невысокую крепостную стену. Все на неширокой улочке напоминало средневековье. Мастерские ремесленников, лавки, харчевни, ослики, запряженные в легкие повозки, и, конечно, сами жители городка, одетые так, как будто сошли с иллюстраций к сказкам Перро.