Амалия и генералиссимус
Шрифт:
Магда пронеслась мимо, отпихнула меня, сидящую возле Тони — даже этого не заметив, — и потащила из кармана Тони платок. Он оказался пропитан кровью и к перевязкам непригоден. Магда начала бессмысленно тыкать куда-то пальцем, подбородок ее дрожал, она пыталась говорить — звуков было не слышно.
— Доктор будет через минуту, — ответил ей кто-то. — Только одна рана. Сквозная. Бедро. Все будет нормально. Мой платок пока что пригодится, позвольте-ка…
Тони открыл туго зажмуренные до этого глаза, провел рукой по ноге, посмотрел на собственные пальцы в крови.
— Испытываю
Я никому здесь не была нужна.
Держась за перила, которые так плохо защитили Тони, я поднялась на ноги и обнаружила, что край платья в крови. Пошла по лестнице вниз, чуть не плача — что это за тягостный бред? Не должно было быть никакой стрельбы. Я приехала в этот город для того, чтобы найти смертельно напуганного человека, помочь ему, помочь другому хорошему человеку, который «попал в сложную историю». И только.
А в результате наша с Магдой блестящая идея сделать мою частную армию на вид как можно менее угрожающей провалилась сразу же. Еще ничего не началось, а я уже осталась без защиты.
А с каким восторгом Тони отозвался на мое (ну, на самом деле — Магды) предложение покататься неделю-другую в инвалидном кресле! Кто, на самом деле, будет опасаться инвалида и даму с саксофоном. А вот теперь — будут. И это притом, что сейчас Тони и на самом деле не сможет какое-то время ходить. А что, если он будет хромать всю жизнь? А что, если… Сколько ему лет? Пятьдесят пять? Скоро будет шестьдесят? И в таком возрасте он получил пулю и потерял много крови?
Два китайских боя с почетом несли мне навстречу, по лестнице вверх, кресло Тони. Вряд ли они даже поняли, что произошло — может быть, решили, что Тони на минуту забыл, что не может ходить.
А навстречу им, вниз, тяжело шел инспектор Робинс с очень серьезным лицом. Махнул рукой, к нему подбежал один констебль, другой. Робинс повернулся, пошел обратно, куда-то в глубину коридора. Прочие — за ним.
Лед на дне моего стакана давно растаял, я с жадностью проглотила то, что там оставалось — комнатной температуры воду, пахнувшую можжевельником.
Робинс не возвращался. Доктор, который перевязывал Тони, тоже скрылся где-то там, наверху. Тони понесли в комнату. И только через несколько минут, когда доктор пошел к бару пить виски, я услышала, что произошло.
Труп секретного господина Таунсенда был обнаружен на кровати в комнате, в которой он часто оставался отсыпаться. С пулей в голове.
VISSI D'ARTE
Мем неприятности? Ничего. Все плохой день вчера, Онг больно упал кунфу, повар не может рынок, он обман. Обезьяны воровать еду. Ничего. Я платье вымыть кровь, холодная вода.
Откуда А-Нин узнала, что у меня неприятности — по крови на подоле платья? Наверняка не только. Как работает в Куала-Лумпуре, да и в моем городе Джорджтауне, это беспроводное сообщество без всяких приемников, благодаря которому каждый китаец мгновенно узнает все и обо всех, каждый малаец получает ту же информацию, но через другие каналы и на другом языке,
Неприятности. Какое ужасное утро.
По мягким пространствам аккуратно подстриженной лужайки идет безымянный кот буро-зеленого цвета, плавно переходя из пятен света в пятна полутьмы поддеревьями; близко не подходит, поглядываете недоверием и укором.
Потому что из-за меня пострадал человек. Немолодой человек с очень странной и длинной жизнью. Хороший человек? А ведь, кажется, да. Возможно, очень хороший.
Повар Чунг в белой куртке приносит абсолютно по-европейски сделанный кофе, смотрит темными глазами между припухших щечек, он тоже знает, что у меня неприятности. Молча уходит.
Сейчас придут обезьяны, ворующие еду, и тоже скажут мне, что все вчерашнее — это, конечно, неприятности, но — ничего, мем. Ну, а про остальных — Онга, Мануэла — и говорить не стоит.
Мануэл… А что Мануэл? Мы, португальцы, заброшенные четыреста лет назад в эти теплые, влажные края, где с деревьев свешиваются лианы. Мануэл, я, еще много людей. Конечно, он поймет меня без слов. И Данкер, юный Данкер. А, вспомнила, мне же надо сегодня ехать на свое здешнее предприятие, устраивать Данкеру небольшую встряску — пора заставить его понять, в какое дело он по моей милости ввязался. Не такое, конечно, где стреляют наугад и случайно попадают в тебя даже между деревянными ограждениями. Но тоже нелегкое.
Куда, собственно, еще деваться? Робинс занят с утра по уши, нечего и думать его беспокоить своими догадками и расспросами. Я попросту осталась без дела. Более того, мое главное дело, возможно, вообще теперь провалилось.
Мне надо, конечно, заехать к Тони и привезти что-то, фрукты, что ли, попросить его простить меня. И есть Магда. А это еще хуже.
Тут, чтобы совсем не загрустить, я начала вспоминать — что мне снилось этой ночью? Это был не совсем сон, скорее я переживала заново всю сцену в баре в подробностях, но с другого угла. Я видела уже не главных актеров — не Тони, который вдруг затихает там, наверху, куда ведет лестница, и не Магду, готовую разнести весь бар с бутылками и клиентами вместе, а прочих. Плантаторов, женщин, боев, констеблей. Их движение, то, что было на периферии моего зрения. Двигались, конечно, все, особенно когда китайские бандиты бросили оружие — тут все очнулись от паралича и зашевелились. Но нечто в этом движении было… неправильное. Я попыталась представить себе траекторию перемещения каждого — и что же? Но сон уже прошел и быстро забывался. А ощущение, что что-то было не так, осталось.
Я еще вспомню эту сцену, она ко мне вернется, утешила я себя.
А-Нин, с каменным лицом, прошлепала по прохладным доскам пола, неся на двух руках два комплекта одежды. Человеческий, в виде длинной юбки и блузки, и брезентовый, с карманами, выстиранный и выглаженный.
Сегодня я буду ехать медленно, сказала я себе, не надо реветь мотором И проделывать вот эти штуки, которые мне недавно показал Лим. Достаточно я уже доставила неприятностей людям.
И, как обреченная, взяла у А-Нин свой кавалерийский брезент.