Амандина
Шрифт:
— Я тоже так думаю. Пора возвращаться. Через час автомобиль епископа заберет нас.
Сестры упаковали хлеб и сыр, утиный паштет, вяленые колбаски, цукаты, соты с медом, имбирные пряники, шоколад, шарики сливочного масла — каждое блюдо было тщательно завернуто или в промасленную коричневую бумагу, или в свежие белые салфетки и упаковано в плетеную корзину. Достаточно вместительную для нескольких дней и ночей.
Туалет Амандины, для нее почти сдержанный, включал в себя красные сапожки; кружевную юбочку, когда-то презираемую, а теперь любимую; недавно расставленный корсаж, очень удобный;
Обута она была в туфельки без каблуков с гибкой подошвой, часть вечерней униформы воспитанниц монастыря, которые дважды в год сестра, отвечающая за это, заказывала и для нее. Соланж тоже оставила волосы распущенными, массу белокурых локонов, падающих на плечи. Несколько красноватых отметинок после перенесенной болезни еще отмечали покрытую легким загаром кожу лица и шеи.
На грудь Соланж повесила сумочку с документами Амандины, которые выдал Фабрис, с невообразимым для нее количеством франков и рекомендательными письмами с просьбой о помощи в любой курии любого округа Церкви Матери Божией во Франции. Туда же Соланж положила свои документы и историю болезни Амандины, заполненную Батистом. Она то открывала, то закрывала сумочку, все время складывала в нее новые бумаги, открывала ее снова.
Они устраивались на заднем сидении лимузина с маленькими фиолетовыми флагами на капоте, в то время как водитель грузил единственный чемодан и корзину, те же самые, с которыми Соланж покидала ферму. Немногое она приобрела за прошедшие годы. Книги, игрушки и зимнюю одежду упаковали для дальнейшей отправки. Водитель захлопнул дверь. Амандина опять открыла ее, чтобы послать последний поцелуй сестрам, толпившимся в портике с платочками, прижатыми к глазам и носам.
В то время когда водитель Фабриса вез Амандину и Соланж на станцию, его помощник постучался в дверь спальни. Епископ был еще в постели.
— Войдите.
— Ваше преосвященство, пожалуйста, простите за вторжение, но нам только что сообщили…
— Что сообщили?
— Франция капитулировала, ваше преосвященство. Окончательная капитуляция, сир.
— Возьмите джип, езжайте на станцию, найдите их. Найдите Алена. Потребуйте от властей объявить по громкоговорителю. Не допустите, чтобы они сели в поезд. Бегом.
Соланж попросила, чтобы Ален, водитель епископа, высадил их у главных дверей вокзала.
— Большое спасибо. Нет, чемодан легкий. Амандина понесет корзинку. У нас действительно все в порядке. Спасибо еще раз.
Соланж услышала новости, как только они вошли в двери вокзала. Люди в панике — крик, плач, хаос. Этикет, любезность остались за порогом.
Так мы, французы, подчинились бошам. Теперь и здесь француз пойдет против француза, как и на севере, чем пугал меня Фабрис. Посмотрите на них, как они наскакивают друг на друга, чтобы выйти, войти, быть первыми. Сама Святая Мать не остановила бы их.
Она прижала к себе Амандину и сказала:
— Посмотри на меня. Независимо ни от чего ты не должна отпускать мою руку. Никогда. Ни на долю секунды. Ты понимаешь?
— Восемь сорок девять на Ним. Семнадцатый путь. Ты видишь? Четвертый туннель. Идем.
Соланж забрала у Амандины корзинку, повесила ее на локоть, проверила сумочку, подхватила чемодан, не выпуская из другой руки ладошки девочки, и решительно сказала:
— Идем.
Часть 4
Июнь 1940-апрель 1941
Путешествие по Франции
Глава 32
Мы так и не прибыли в Ним в тот день. Как и планировалось, наш поезд остановился на станции Балларгу, но как только одни пассажиры вышли, а другие заняли их места, было объявлено, что поезд дальше не пойдет. Всем, кто выстроился в очередь, чтобы поговорить с билетером, был дан один и тот же ответ.
— Из-за «обстоятельств» расписание меняется. Возвращайтесь завтра, что-нибудь обязательно произойдет. Нет, здесь негде остановиться, возможно, в следующей деревне. Несколько километров вниз по D-3. Все. Возможно, там.
Наряду с тремя другими группами пассажиров, Амандина и я отправились к этой следующей деревне. Группа синих домиков со шпалерами красных роз, вьющихся вокруг дверей, стояла на обочине дороги. Ни бара, ни гостиницы, вообще никаких признаков жизни. Покачав головами, тихо произнеся слова сочувствия, наши компаньоны попрощались с нами, развернулись и ушли в единственном знакомом направлении, назад к Балларгу, оставив Амандину и меня стоять в одиночестве в золотой тишине полдня. Ни одна накрахмаленная фламандская занавеска не шевельнулась.
— Жди здесь, — сказала я Амандине, опуская чемодан.
Я постучала в первый дом, подождала и пошла ко второму, Амандина переволакивала чемодан, двигаясь за мной. Мне казалось, что я стучу в крышки гробов. Четвертая дверь приоткрылась на узкую щелочку.
— Что вам надо?
— Мы ехали на поезде до Нима, мадам, но… Место, чтобы переночевать, мадам, для меня и моей маленькой девочки. Я могу заплатить.
— Нигде поблизости ночлега вы не найдете, это точно. Уходите.
Дорожный указатель в нескольких метрах от деревни указывал на Ним. Наш естественный магнит, наша дорога на север. Несколько меньших указателей расположились под ним. Знаки пути.
— Значит, нам придется пройти немного дальше, моя любовь, или поищем место для пикника? Чего бы ты хотела?..
Мой тонкий голосок звучал неубедительно для меня самой. Где высокомерная уверенность, владевшая мной несколько часов назад? Элегантный жакет, распущенные волосы. Шофер епископа, подавший машину, блестящие крылья широкого черного седана. Я думала, что готова со всем справиться, я думала, что сил у меня достаточно. Война где-то в другом месте, война нас не коснется. Все будет хорошо. Два дня, и мы будем дома. Бог, поторопись помочь мне.