Амелия
Шрифт:
Глава 10
Застольная беседа в тюрьме, содержащая забавные рассуждения
За столом смотрителя сих мест (отнюдь не облыжно прозванных адскими) собрались: его помощник, именуемый обычно старшим надзирателем, мисс Мэтьюз, мистер Бут, мистер Робинсон, шулер, еще несколько арестантов обоего пола и некто Мерфи, стряпчий.
Смотритель тюрьмы, как только представилась возможность, завел разговор о деле мисс Мэтьюз и сказал, обратившись к Мерфи:
– Какая удача, что среди нас случайно оказался сегодня этот джентльмен. Уж поверьте, сударыня, более надежных рук для вашего дела и желать нечего. Лучшего защитника, я полагаю, не сыскать во всей Англии; ведь он, я знаю, часто выигрывал дело вопреки самым очевидным свидетельствам.
– Оставьте, сэр, – ответствовал Мерфи, – вы ведь знаете, я не выношу лести; впрочем, если леди доверит мне защиту, я сделаю все, что в моих силах. Ну, полно, сударыня, не падайте духом; непреднамеренное убийство и, стало быть, холодное железо, [63] вот и все, что, я надеюсь, будет в самом худшем случае, а может, нам удастся отделаться таким пустяком, как несчастный случай при самообороне или se defendendo. [64]
– Я, сэр, ничего не смыслю в законах! – воскликнула дама.
63
Успокаивая мисс Мэтьюз, стряпчий дает ей понять, что ее поступок можно квалифицировать как убийство без умысла, совершенное сгоряча или спровоцированное пострадавшим; если в этом удавалось убедить суд и преступление было к тому же совершено впервые, тогда ответчик мог претендовать на так называемую неподсудность духовенства, которая первоначально на протяжении столетий распространялась только на умеющих читать, т. е. практически в те времена на одних церковников; однако при правлении королевы Анны эта привилегия была распространена на всех, так что если суд признавал непреднамеренность преступления, то полагавшееся повешение заменялось всего лишь клеймом на левом мизинце (на случай повторного преступления), да и то наносимым нередко условно (т. е. не горячим железом, а холодным), на что и намекает стряпчий.
64
самозащита (лат.).
– Разумеется, мадам, – поддакнул Мерфи, – об этом и речи нет. Даже среди нашего брата, юристов, и то очень немного сыщется знатоков, да таковых и не требуется. Ведь в законодательстве немало бесполезной чепухи, касательно обвинительных заключений и отмены судебного иска, и отводов, и изъятия имущества, и присвоения чужой собственности и прочих материй, коими люди без всякой пользы забивают себе голову. Статья об уликах – вот главное, вот наш якорь спасения, вот тот руль, который невредимым направит судно in portum. [65] Улики – это все, это summa totidis, [66] поскольку de non apparentibus et non insistentibus eandem est ratio. [67]
65
в гавань (лат.).
66
средоточие всего (лат.).
67
то, что не очевидно, следует рассматривать, как несуществующее (лат.).
Правильно эта латинская фраза должна выглядеть следующим образом: de non apparentibus et non existentibus eadem est ratio, однако невежественный стряпчий вместо слова existentibus – существовать, употребил слово insistentibus – настаивать.
– Если вы, сударь, говорите все это мне, – сказала дама, – то поверьте, такая ученость выше моего разумения.
– Тасе, [68] мадам; это слово означает по-латыни – свеча; [69] весьма одобряю вашу осмотрительность. О подробностях дела я расспрошу вас, когда мы останемся наедине.
– Надеюсь, мадам не питает подозрений ни к кому из присутствующих здесь? – осведомился Робинсон. – Надеюсь каждый сидящий за этим столом – человек чести?
68
помалкивайте (лат.).
69
Странный перевод латинского слова Тасе, предлагаемый самим стряпчим, – свеча, служит, видимо, для отвода глаз и предназначен для присутствующих здесь посторонних лиц.
– Лопни мои глаза, – ответила нарядно одетая особа, – если я не поручусь за себя и за остальных присутствующих дам. Хотя я никогда раньше эту даму не встречала, ей вовсе незачем нас сторониться, лопни мои глаза. Я не таковская, чтобы наклепать [70] на приличную даму.
– Провалиться мне на этом самом месте! – вскричала другая особа. – Да я без ума от вашего поступка, сударыня; я и сама, если хотите знать, пырнула как-то ножом одного простофилю… так что я готова вам услужить и от души желаю вам выкрутиться с помощью этого самого se deffindendo. [71]
70
жаргонное слово, означающее ложное показание под присягой, лжесвидетельство (примеч. Г. Филдинга).
71
искаженное se deffendendo.
– Послушайте, милочка, – сказала мисс Мэтьюз, – вы бы поговорили лучше о чем-нибудь другом и не беспокоились о моих делах.
– Вы же видите, сударыни, – вмешался Мерфи, – что эта дама не расположена говорить о своем деле при посторонних, так что уж, пожалуйста, не принуждайте ее.
– Ишь ты, да я так же набиваюсь ей в знакомые, как она мне! – воскликнула особа, заговорившая первой. – Да я, почитай, всякий день проводила время в компании, где были дамы почище, чем она. Что это еще за – милочка! Я не привыкла к такому обхождению. Пусть только эта дама посмеет еще раз меня так назвать – будь я проклята, если не подобью ей шары! Скажите пожалуйста – милочка! Да эта дама такая же шлюха, как я, и хотя меня отправили сюда трепать пеньку, но, чтоб мне ослепнуть, у меня еще найдется достаточно денег, чтобы откупиться не хуже этой дамы.
За этими словами, возможно, вскоре могли бы воспоследовать и действия, если бы смотритель тюрьмы тому не воспрепятствовал и не положил конец дальнейшим препирательствам. Компания вскоре после этого разошлась, и в комнате остались только смотритель, мистер Мерфи, капитан Бут и мисс Мэтьюз.
По настоянию смотрителя тюрьмы мисс Мэтьюз начала излагать свое дело мистеру Мерфи, которого она согласилась взять себе в защитники, хотя по-прежнему твердила, что исход дела нимало ее не занимает.
Услышав подробности, читателю уже известные (касавшиеся обстоятельств убийства), мистер Мерфи покачал головой и сказал:
– В вашем деле, мадам, есть только одно обстоятельство, которое мне хотелось бы устранить, и от него-то мы и должны избавиться: я имею в виду перочинный ножик, который вы прихватили с собой, входя в комнату; таковое действие предполагает наличие, как мы, юристы, это называем, преступного умысла; а посему это обстоятельство не должно быть использовано против вас и, следовательно, если находившийся в комнате слуга это видел, его надобно во что бы то ни стало подкупить. По вашим словам, все присутствующие здесь – ваши друзья, и потому скажу напрямик: вы должны снабдить меня достаточной для этой цели суммой. Преступный умысел – это единственное, чего нам следует остерегаться.
– Сэр, – воскликнул Бут, – я не возьму на себя смелость поучать вас относительно законов, однако я слыхал, что человек, нанесший ножевую рану, может быть обвинен на основании принятого парламентом акта, и такой проступок карается смертью даже и без наличия преступного умысла. [72]
– Вы правы, капитан, – ответил Мерфи, – человек может быть обвинен contra formam statutis; [73] и при таком подходе, вполне с вами согласен, никакой ссылки на преступный умысел не требуется. Вы, случайно, сэр, не юрист?
72
Замечание Бута справедливо: согласно принятому при короле Иакове I указу, убийство, совершенное с помощью холодного оружия, не попадает под «привилегию духовенства», особенно, если пострадавший не вынул оружия и не нанес удара первым.
73
и вопреки букве закона (лат.).
– Никоим образом, сэр, – ответил Бут, – в судебных делах я ровно ничего не смыслю.
– Что ж, тогда я вам объясню. Если человек обвинен, как принято у нас говорить contra formam statutis, то в наличии преступного намерения нет никакой необходимости, поскольку форма парламентского акта уже предполагает это самое преступное намерение, и мы должны, следовательно, остерегаться обвинения в нанесении первого удара. Чума его унеси, до чего же некстати, что все это произошло в комнате: случись это на улице, мы бы запросто нашли пять-шесть свидетелей, не сомневающихся, кто нанес удар первым, и они обошлись бы нам дешевле, чем, боюсь, этот один: ведь если из неблагоприятных обстоятельств становится ясно, что никаких других свидетелей, кроме единственного, вам не раздобыть, он всегда обходится дорого. Так бывает и в любом ином деле. Как видите, я говорю с вами начистоту, ведь мы тут все свои. Самый верный способ – снабдить меня деньгами, чтобы я мог сразу же предложить ему кругленькую сумму; пятьдесят фунтов (право же, говорю это ради вашего блага) – это самое меньшее, что можно ему предложить. Поверьте, если бы даже дело касалось меня самого, я предложил бы ему не меньше.