Амелия
Шрифт:
Получив соответствующее уведомление, пристав незамедлительно отправился в пивную, где и занял наблюдательный пункт на расстоянии трех домов от квартиры мисс Мэтьюз; к несчастью для бедняги Бута пристав подоспел туда буквально за несколько минут до того, как Бут вышел от этой дамы, чтобы возвратиться домой.
Вот, пожалуй, и все те обстоятельства, которые мы считали необходимым пояснить нашему читателю не только потому, что это в немалой степени будет способствовать лучшему пониманию нашей истории, но также и потому, что для сметливого читателя нет задачи более увлекательной, нежели следить за мелкими и почти неприметными звеньями в любой цепи событий, ибо именно они влекут за собой все далеко идущие последствия в этом мире. А теперь продолжим нашу историю в следующей главе.
Глава 2, в которой Амелия навещает своего мужа
После долгих тревожных раздумий, тешась по временам мыслью, что ее муж не так уж и виноват, как ей показалось вначале, и что он сумеет привести веские доводы в свое оправдание (ибо сама она не столько могла, сколько хотела подыскать их), Амелия решилась все же отправиться в крепость судебного пристава. Поручив своих детей неусыпному надзору участливой хозяйки дома, она послала за наемной каретой и велела отвезти ее в Грейз-Инн Лейн.
Когда Амелия подъехала к дому пристава, она попросила провести ее к капитану, на что подошедшая к дверям жена пристава, которую необычайная красота просительницы и небрежность ее одежды навели на мысль, что перед ней не иначе как особа легкого поведения, грубо ответила: «Какой там еще капитан? Не знаю я здесь никаких капитанов». Дело в том, что эта любезная особа подобно леди Пурганте у Прайора была ярым врагом всех шлюх, а тем более смазливых, поскольку кое-кто из их числа, как она подозревала, делил с ней некую собственность, право на которую согласно закону принадлежало ей одной.
Амелия ответила, что ей достоверно известно: капитан Бут находится именно здесь. «Ну, если он здесь, – буркнула супруга пристава, – можете, если желаете, пройти на кухню: ему передадут, чтобы он туда к вам спустился, коли уж он вам зачем-то понадобился». Тут она не слишком внятно пробормотала что-то себе под нос, а в заключение более отчетливо сказала, что не содержит известного рода заведение.
Амелия, по невинности своей даже и не догадывавшаяся об истинной причине столь неприязненного отношения к ней со стороны этой любезной особы, испугалась и стала бояться, сама не зная чего. В конце концов, сделав над собой усилие, она, едва держась на ногах, стала спускаться в кухню, когда хозяйка осведомилась у нее.
– Так как же, сударыня, прикажете доложить о вас капитану?
– Прошу прощения, сударыня, – воскликнула Амелия, – я очень расстроена и забыла, что вы меня совсем не знаете… передайте, пожалуйста, капитану, что к нему пришла жена.
– А вы и в самом деле его жена? – вскричала миссис Пристав, заметно смягчаясь.
– Конечно, клянусь честью, – подтвердила Амелия.
– Ну, в таком случае вы можете, если вам угодно, подняться наверх, – объявила домоправительница. – Сохрани Господь, чтобы я разлучала мужа с женой! И сдается мне, сколько бы они не находились вместе – всегда будет мало. Но я ни за что не потерплю у себя в доме никакого непотребства и не допущу, чтобы уличные девки навещали здесь джентльменов.
Амелия ответила, что тем лучшего теперь о ней мнения; и действительно – в нынешнем своем душевном состоянии она так же пылко возмущалась порочными женщинами, как и добродетельная супруга пристава или же любая другая высоконравственная женщина.
Супруга пристава проводила Амелию наверх и, отперев дверь, за которой находился арестант, позвала: «Капитан, тут ваша жена пришла вас навестить». При этих словах Бут вскочил со стула, с восторгом привлек Амелию к себе и так долго не выпускал ее из своих объятий, что жена пристава, явившаяся невольной свидетельницей столь пламенной любви, начала сомневаться в правдивости слов Амелии. Однако она все же испытывала некоторое почтение к капитану, а посему, боясь допустить какую-нибудь оплошность, не стала вмешиваться, прикрыла за собой дверь и заперла ее на ключ.
Оставшись наедине с женой, Бут, усмиривший свой первый неистовый порыв восторга объятиями и поцелуями, воскликнул:
– Возможно ли, Амелия, возможно ли, что вы по доброте своей не погнушались навестить такого горемыку, как я, да еще в таком месте… или же вы пришли попрекнуть меня моей виной и бросить меня на погибель, которую я по всей справедливости заслужил?
– Неужели я так склонна донимать вас упреками? – спросила она кротко. – И давала ли я вам когда-нибудь повод думать, будто я способна бросить вас на погибель?
– Я далек от такой мысли, любимая моя, – промолвил Бут. – И все же простите чрезмерные опасения мучимого раскаянием грешника. Ваша доброта мне, конечно, известна, но вина моя так велика…
– Увы, мистер Бут, – возразила Амелия, – в чем состоит ваша вина, о которой вы сейчас говорите и о которой писали мне вчера вечером? Столь часто упоминая о ней, вы, без сомнения, хотите сказать мне больше… признаться во всем, чтобы у меня в душе не оставалось никаких подозрений, которые, возможно, в десять раз хуже правды.
– Согласны ли вы терпеливо меня выслушать?
– Конечно, – мгновенно откликнулась Амелия, – скажу вам больше – я приготовилась выслушать самое худшее; и, быть может, даже худшее не сравнится с мучающими меня опасениями.
Тогда Бут после новых просьб о прощении рассказал жене обо всем, что произошло между ним и мисс Мэтьюз с момента их первой встречи в тюрьме и кончая расставанием накануне вечером. Поскольку читателю все это уже известно, было бы скучно и непростительно вновь повторять это в его изложении. Бут рассказал также, как он старался скрыть от нее свой проступок и сколько ради этого претерпел. Именно с целью прекратить тяготившие его отношения, уверял Бут, он и отправился к мисс Мэтьюз вчера вечером, следствием чего был, как он самым торжественным образом заверил жену, решительный разрыв с этой особой.
По окончании рассказа Амелия, помолчав немного, сказала:
– Я верю каждому вашему слову, но не могу простить вам вину, в которой вы сейчас сознались, по одной-единственной причине: ведь я давно уже вам ее простила. И вот, дорогой мой, доказательство того, что я тоже умею хранить тайны.
С этими словами Амелия передала мужу письмо, полученное ею некоторое время тому назад от мисс Мэтьюз, то самое, которое ввиду неосведомленности о нем Бута мисс Мэтьюз сочла потерянным, поскольку отправила его с пенни-почтой. В этом письме, подписанном вымышленным именем, она уведомляла Амелию о неверности супруга и отзывалась о нем в самых оскорбительных выражениях, ставя ему, среди прочего, в вину вероломство и пренебрежительные отзывы о своей жене.