Американские боги
Шрифт:
Так тянулось несколько лет. Он приезжал, тратил деньги на детей, доводил Мардж до слез. Большинство из нас начало уже молиться, чтобы он никогда больше не возвращался. Его родители, выйдя на пенсию, перебрались во Флориду, сказали, им не пережить еще одной висконсинской зимы. А вот в прошлом году он заявил по приезде, что хочет отвезти мальчишек на Рождество во Флориду. Мардж сказала ему: даже не надейся, вали отсюда. Дело приняло неприятный оборот, мне даже пришлось к ним заехать. Семейные дрязги. К тому времени когда я приехал, Даррен стоял во дворе и грязно ругался, мальчики едва держались, Мардж плакала.
Я сказал Даррену, что ему светит
Две недели спустя исчез Сэнди. Просто не сел в школьный автобус. Лучшему другу он сказал, что скоро увидит отца, мол, Даррен привезет ему особо крутой подарок, чтобы возместить пропущенное Рождество во Флориде. С тех пор никто его не видел. Похищение ребенка одним из родителей сложнее всего распутать. Трудно найти ребенка, который не хочет, чтобы его находили, понимаешь?
Тень сказал, что понимает. Но он понял и еще кое-что: Чад Муллиган влюблен в Мардж Ольсен, – и спросил себя, понимает ли сам шериф, насколько все написано у него на лице.
Муллиган снова стартовал с ревом сирены и мерцанием фар и выхватил с дороги компанию юнцов, которые шли на шестидесяти. Им он штраф не выписал, «просто нагнал страху».
В тот вечер, сидя за кухонным столом, Тень пытался сообразить, как трансформировать серебряный доллар в пенни. Этот трюк он нашел в «Удивительных иллюзиях в гостиной», но невразумительные инструкции доводили его до умопомрачения. Через каждое предложение всплывала фраза вроде «потом исчезновение пенни обычным способом». И какой в данном случае способ считать «обычным»? Французское падение? Исчезновение в рукаве? Крики: «О Боже, только посмотрите! Горный лев!» и сбрасывание монеты в карман, пока публика отвлеклась на вымышленного льва?
Подбросив серебряный доллар, он поймал его в воздухе, вспомнив луну и женщину, которая подарила ему монету, потом снова попытался произвести фокус. Тот как будто не сработал. Войдя в ванную, он попытался произвести его перед зеркалом, и отражение подтвердило, что он прав. Фокус так, как он был описан, просто не получался. Со вздохом опустив монету в карман, Тень лег на диван и, укутав ноги дешевым покрывалом, открыл «Протоколы заседаний городского совета Приозерья. 1872-1884». Шрифт в две колонки был таким мелким, что почти не поддавался прочтению. Он перелистнул страницы, ища фотографии того времени, стал рассматривать лики членов городского совета Приозерья: длинные бакенбарды и глиняные трубки, потертые штаны и залоснившиеся шляпы, а под шляпами лица, многие из которых показались ему до странности знакомыми. Он нисколько не удивился, увидев, что секретарем совета в 1882 году был некий Патрик Муллиган: побрейте его, сбавьте двадцать фунтов, и перед вами будет Чад Муллиган собственной персоной, его прапраправнук. Он спросил себя, нет ли на фотографиях деда-пионера Хинцельмана, но тот, похоже, был не из тех, кого выбирают в городские заседатели. Тени подумалось, что он видел упоминание Хинцельмана в тексте, когда перелистывал от фотографии к фотографии, но когда он стал листать страницы назад, фамилия все ускользала от него, а от мелкого шрифта начали болеть глаза.
Он положил открытую книгу себе на грудь и тут обнаружил, что клюет носом. Глупо было бы заснуть на диване, рассудительно подумал он. До спальни два шага. С другой стороны, спальня и кровать никуда не убегут, и вообще он не собирается спать, только вот глаза на минутку закроет…
Ревела тьма.
Он стоял на бескрайней открытой равнине возле того места, откуда его выдавила земля. Звезды все еще падали с небес и, касаясь земли, каждая из них превращалась в мужчину или женщину. У мужчин были темные волосы и высокие скулы. Все женщины походили на Маргерит Ольсен. Это был народ звезд.
Они глядели на него темными, гордыми глазами.
– Расскажите мне о гром-птицах, – попросил Тень. – Прошу вас. Это не для меня. Это ради моей жены.
Один за другим они поворачивались к нему спиной, и как только он переставал видеть их лица, исчезали и сами люди, незаметно сливаясь с ландшафтом. Но последняя женщина, чьи черные пряди тронула седина, прежде чем отвернуться, указала куда-то в винное небо.
– Сам спроси их, – сказала она.
Блеснула летняя молния, на мгновение осветив ландшафт от горизонта до горизонта.
Неподалеку высились скалы – остроконечные горы песчаника, и Тень начал взбираться на ближайшую. Гора был цвета старой слоновой кости. Уже найдя, за что ухватиться, Тень почувствовал, как что-то гладко скользит в его руку. Кость, подумал он. Не камень. Старые иссохшиеся кости.
Это был сон, а во сне у вас выбора нет: или здесь не надо принимать решений, или они уже приняты за тебя, и задолго до того, как начался сам сон. Тень продолжал карабкаться вверх. Болели руки. Кости трескались, крошились и ломались под его босыми ногами. Ветер пытался сорвать его со скалы, но, приникая к костям, он продолжал ползти вверх.
Гора была сложена только из одного вида костей, положенных одна на другую. Каждая кость – сухая, выветренная, похожая на шар. Но новая вспышка молнии высветила иное: у этих шаров были дыры для глаз и зубы и невесело ухмылявшиеся рты.
Где-то перекликались птицы. Капли дождя смочили ему лицо.
Он висел в сотнях футов над землей, прижавшись к стене черепов, а молнии сверкали на перьях будто состоящих из теней существ, что кружили над вершиной, – огромных, похожих на кондоров птиц с кольцом белых перьев на шее. Это были грациозные создания, и биение их ужасных крыльев грохотало громом в ночи.
Они все парили над вершиной…
Размах крыльев у них, наверное, пятнадцать, может быть, все двадцать футов, подумал Тень.
Потом первая птица вдруг повернулась в вышине и скользнула к нему, и в ее черных крыльях заиграли синие молнии. Тень забился в расщелину меж двух стенок черепов, где на него уставились пустые глазницы, где над ним посмеялся лязг желтых зубов, а потом, исполненный отвращения, благоговения и ужаса, он вновь стал карабкаться вверх, и каждый острый выступ рвал его кожу.
Еще одна птица налетела на него, и коготь размером с ладонь вонзился ему в руку.
Он попытался вырвать перо из птичьего крыла: ведь если он вернется без пера в свое племя, его ждет позор, он никогда не станет мужчиной, – но птица взмыла ввысь, и он не смог ухватить ее за крыло. Ветер вновь подхватил ее. Тень продолжал ползти.
Здесь, должно быть, тысячи черепов, думал Тень. Тысяча тысяч И не все среди них человечьи. Наконец, он встал на вершине горы, и великие птицы, гром-птицы, медленно кружили вокруг, то взмывая, то опускаясь на воющем ветру, вызывая гром биением крыльев.