Американский принц
Шрифт:
— Эмбри, — слышу я настойчивый женский голос. — Эмбри, просыпайся. Твой будильник.
Я открываю глаза и вижу яркий утренний солнечный свет, проникающий в комнату, и простыни, спутанные вокруг моего тела. Я липкий от пота, с похмельем, голый и…
Паника пронзает мой полусонный мозг.
Абилин рядом со мной. Тоже голая.
Я протягиваю руку и выключаю будильник, а затем смотрю на нее. Реально смотрю.
— Мы этого не сделали. — Но мой голос сейчас звучит так же неуверенно, как и мои мысли. Сон был таким четким, и я так опьянел от скотча, хотя для такого состояния три стакана мне, на самом деле, маловато…
Я внимательно смотрю
— Как думаешь, чем мы занимались? — застенчиво спрашивает она.
— Я попросил тебя уйти. Я видел, как ты ушла.
— И, возможно, я беспокоилась о тебе после того, как ты так много выпил. Возможно, я вернулась, чтобы убедиться, что ты благополучно лег спать. И ты был в таком отчаянии, Эмбри, в таком отчаянии. «Пожалуйста, сделай мне приятно», — говорил ты. «Позволь мне кончить в тебя».
Вспотевшую кожу пробил озноб. Мог ли я во сне — в моем пьяном сне — реально трахнуть Абилин и не знать об этом? Я замираю от отвращения при этой мысли, она добирается до меня, как клопы, ползающие по крышке гроба. Я хочу содрать с себя кожу, хочу выжечь каждую мысль из своего мозга, хочу…
— Ты подмешала что-то в скотч, — понимаю я, пока другая часть мозга отбрасывает стыд и вину, указывая мне на очевидные вещи. — Дверь была не заперта, когда я вернулся домой. Я никогда не пьянею после пары стаканов. Господи, Абилин. Какого хрена?
Она тут же выскальзывает из постели, не удосужившись прикрыться.
— Ну, невозможно это доказать, ведь бутылка пропала. Анализ крови покажет наличие ГОМК, а также парочку других наркотиков — как раз таких, которые приводят мужчину в полубессознательное состояние, но при этом не лишают его способности получить… — она ухмыляется, от чего мне хочется крушить стены голыми руками — весьма впечатляющую эрекцию. Но ты видел это? — Она подходит к камину. На краю полки аккуратно выстроены в ряд несколько оранжевых флаконов. — Похоже, у тебя есть рецепты на каждую. (Примеч.: ГОМК — вещество не имеющее вкуса и запаха, которое часто используют насильники, чтобы сделать свою жертву неспособной оказать сопротивление).
Она бросает мне флакон. «ГОМК, от ночных кошмаров, связанных с посттравматическим стрессовым расстройством», — написано на этикетке. Мне никогда не прописывали этот препарат, и, тем не менее, на нем написано мое имя, указан мой врач, и я готов поспорить, что если бы копнул глубже, то везде бы обнаружил записи об этом рецепте.
— Ты вышла на врача Белого дома?
— Скажем так, планирование мероприятий значительно расширяет круг моих знакомых.
— Просто… — Я смотрю на флакон, на свои руки, на обнаженные бедра. — Скажи мне правду. Мы трахались?
— Я умирала от желания трахнуть тебя с тех пор, как задумала это. Включи мозги, любовничек. Зачем мне идти на все эти ухищрения, если я не собиралась с тобой переспать?
Полагаю, она права. Подобное требовало определенной осторожности и шантажа, выходящего за рамки простой лжи.
— Ненавижу тебя, — говорю я, и мой голос теперь звучит спокойнее и уравновешеннее. — За то, что шантажировала всех нас. За то, что обманула меня. За то, что причинила боль Грир. Такое не прощают.
— Прощение переоценивают. Наслаждение — вот что важно.
Абилин натягивает платье через голову и надевает туфли на каблуках, выглядя при этом свежо и дерзко, совсем не похожей на заводного зверька,
Выходя, она останавливается у двери.
— И, Эмбри, забыла упомянуть одну деталь. Я не принимаю противозачаточные.
Я глубоко вздохнул. Конечно, нет. Естественно.
Она посылает мне воздушный поцелуй.
— До связи.
ГЛАВА 24
Грир
Настоящее
6 недель спустя
Когда обнаружила, что беременность не наступила, я не говорила об этом Эшу три дня.
Дело не в том, что я боялась его реакции или что не хотела его поддержки — скорее, мне нужно было сначала понять свои чувства, а потом уже делиться ими с кем-то еще. Дети и их отсутствие — личное дело каждого. Мои чувства представляли собой слоеный пирог из горя, облегчения и надежд, умерших прежде, чем они успели по-настоящему расцвести.
Мне пришлось признать это: несмотря на подозрительные решения, несмотря на сравнительно небольшой срок нашего брака, несмотря на предательство Эмбри с Абилин, я хотела забеременеть. Я хотела, чтобы ребенок был зачат от моих мужчин. И я желала этого не потому, что Мерлин предложил такую идею для увеличения рейтинга кампании Эша, а потому, что я любила Эша и Эмбри так сильно, что иногда казалось, будто эта любовь живет и развивается за пределами моего тела. И эта любовь призывала меня к беременности, как луна вызывает приливы, темными водными путями, медленными и быстрыми одновременно.
Но у меня пришли месячные, и жизнь продолжалась. «Это к лучшему», — сказала я себе и заняла каждую свободную минуту выполнением обязанностей первой леди и готовясь к наступающему осеннему семестру в Джорджтауне.
Чем я и занимаюсь сегодня.
Хоть для моей должности подобное не предусмотрено, и я этого не заслуживаю, но для того, чтобы стать первой леди, необходимо учитывать определенные соображения безопасности, поэтому, несмотря на то, что осенью я преподаю только два курса бакалавриата, мне выделили собственный кабинет. Небольшой, но по словам Люка, окно и расположение в здании «стратегически удобное».
Сейчас первый день августа, и у меня еще достаточно времени, чтобы обустроить свой кабинет в кампусе, но сегодня мне очень хотелось сбежать из Белого дома, до дрожи желая избежать постоянных обязательств, непрерывных выступлений и встреч, чтобы реабилитировать мой образ распутной жены. И в первую очередь, — спрятаться от этого обманщика, повесы-предателя Эмбри Мура, который до сих пор работает до поздней ночи с моим мужем в моей гостиной. Который все еще открывает мне двери, все еще смотрит на меня глазами, способными расплавить ледники.
От одной мысли о нем я с такой силой пихаю коробку с книгами, что Гэвин, мой сегодняшний телохранитель, просовывает голову в дверной проем, дабы убедиться, что со мной все в порядке. Я прогоняю его, а затем делаю несколько глубоких вдохов в попытке успокоиться, вспоминая все синонимы для Эмбри Мура. Коварный. Фальшивый. Своенравный. Лживый.
Изменщик.
Признаю, для меня, Грир Галлоуэй-Колчестер, это слишком громкое слово, чтобы использовать его по отношению к кому-либо еще. Но от этого становится менее правдивым. И подумать только, что моя репутация полностью запятнана из-за него — того, кого пресса уже простила, того, кто так неожиданно связался с Абилин, того, кто разбил мне сердце…