Американский принц
Шрифт:
Он отпускает мои бедра, и как только я касаюсь ступнями пола, он падает на колени, мгновенно задирая мое платье до талии. Подцепив пальцами трусики, он тянет их вниз, а затем его губы нежно касаются моей обнаженной кожи.
Легчайшее прикосновение языка к моему клитору.
— Сладкая, — шепчет он.
А потом движется еще ниже, к губкам моей киски.
— Такая сладкая, — повторяет он.
А затем он раздвигает мои складочки пальцами, обнажая розовый влажный центр, и с силой проводит языком, облизывая, при этом его язык успевает глубоко проникнуть внутрь.
Закончив, он смотрит на меня, его губы блестят, а глаза полуприкрыты.
— Такая чертовски
Я сдаюсь. Тяну все, до чего могу дотронуться: его волосы, плечи и шею, прижимая свою киску к его губам, и он хочет, чтобы его заставили это делать, так же сильно, как и я. Его рот жадно движется во мне, то целуя, то посасывая, то плавно трахая языком, отчего мои пальцы царапают стену за спиной в поисках поддержки. Невыносимо видеть, какой он красивый, весь взъерошенный, с мокрыми губами, на коленях. Невыносимо от того, как сильно я его ненавижу, и от того, как сильно люблю.
Он входит в меня длинным пальцем, затем двумя. Хотелось бы мне устоять перед желанием насаживаться на них, хотелось бы удержаться от того, чтобы шире раздвинуть ноги, трясти головой или задыхаться так сильно, что перед глазами мелькают звезды. Но, черт возьми, Эмбри задолжал мне. Он задолжал мне время, когда должен стоять передо мной на коленях, он обязан мне поклоняться и быть преданным.
Время от времени он стонет — когда его язык касается особенно приятного места или, когда я прижимаюсь бедрами к его лицу. Он стонет, как будто кончает, хотя одна его рука усердно работает внутри меня, а другая удерживает мою ногу на его плече, чтобы шире раскрыть меня для него. Поэтому я точно знаю, что прямо сейчас его член до боли неприкасаем. Представив это, у меня текут слюнки, и в шоке понимаю, что мощь моего желания увеличилась вдвое. Желание заняться сексом сильно, но его поклонение мне, в то время, как он сам не получает ничего взамен, настолько восхитительно, что я не могу себя перебороть. Вместо этого я сильнее сжимаю в кулаке его волосы, быстрее раскачиваюсь навстречу его губам и шиплю сквозь зубы.
— Вот так, здесь тебе самое место, — говорю я. Услышав мои жестокие слова, он стонет еще громче, и прижимает язык и пальцы ко всем нужным местам. Влажный язык сосет мой клитор, пальцы все глубже проникают.
— Заставь меня кончить, — требую я, задыхаясь, мои руки запутываются в его волосах и крепко прижимают его лицо к моей киске. — Заставь меня кончить.
Он настолько умело выполняет приказ, что невозможно представить себе что-то лучше этой агонии — жар в груди, напряжение в животе, напряжение в нижней части бедер. Все это накладывается друг на друга, ощущения нарастают, и я наблюдаю, как его голова движется между моих бедер, как чувство предательства и мое удовольствие переплетаются настолько плотно, что уже не могу их распутать, а потом все это меркнет, потому что я кончаю, кончаю и кончаю. Он вылизывает меня, и я дрожу, сжимаюсь, трепещу, стону, а его голубые глаза все это время прикованы к моему лицу.
Я теряюсь в его взгляде, теряюсь в волнах удовольствия, которые проходят глубоко внутри меня, и на мгновение все исчезает, кроме этого момента. Вид красивого мужчины, стоящего на коленях, который нашел хорошее применение своему рту. Ощущение влажной плоти и влажного языка. Связь между нами, которую не удалось разрушить ни временем, ни насилием, ни любовью к другой.
Когда я заканчиваю, он встает, не глядя на меня, осторожно разглаживает юбку моего платья до колен, как опытный человек, знающий толк в хороших тканях. Он не торопится, и я позволяю ему это, потому что знаю: как только он закончит, момент будет разрушен. Я понимаю,
Наконец он смотрит мне в глаза и вытирает влажные губы тыльной стороной ладони.
— Она не слаще тебя, Грир. Ты намного слаще ее.
Не знаю, что я хочу сказать или что хочу сделать. Я хочу, чтобы он вытащил свой нетронутый член и неделю трахал меня. Мне хочется кричать на него до хрипоты. Я хочу поставить его на колени и заставить пообещать все клятвы в мире.
Я решаю ничего не делать.
Эмбри отступает назад и закрывает глаза.
— Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться или дурачиться.
— Тогда зачем ты пришел?
— Я хотел сказать тебе кое-что, прежде чем ты услышишь это от кого-то другого. Я хотел сказать, пока тебе не сообщила Абилин.
Почему-то я уже знаю, о чем он скажет. Прежде чем он хоть что-то произносит, прежде чем слова успеют сорваться с его языка. Я просто знаю. — Абилин беременна.
— Я требую сделать тест на отцовство, чтобы убедиться, но есть шанс, что ребенок мой.
Ненавижу, когда в фильмах и шоу истеричная героиня дает кому-то пощечину. Это так драматично, сексистски и смешно, и все же прямо сейчас я понимаю каждую из них больше, чем когда-либо. Я так зла, что у меня двоится в глазах, настолько потрясена, что мне хочется наброситься на него. Моя рука дрожит и чешется от желания ударить его, толкнуть, швырнуть в него чем-нибудь. С большим трудом мне удается сдерживать себя. Я не бью его и не кричу, хотя по его измученному лицу вижу, что он хотел бы, чтобы я это сделала. Он считает, что заслужил наказание, и это обоснованная причина, чтобы его не наказывать. Я не доставлю ему такого удовольствия, якобы он заслужил избавление от чувства вины, покаяние.
— Уходи, — говорю я спокойно.
— Грир. — Он сглатывает, сжимает губы.
Губы, которые были между моих ног. Губы, которые также касались Абилин. Я думаю о ее животе, как он начнет расти, а мой останется таким же плоским. Я думаю о тестах на беременность, которые делала в ванной Белого дома, с этими печальными одинокими синими полосками.
— Уходи, — повторяю.
— Беременность рассчитана, — говорит он. — Я даже не… — при этом он выглядит болезненно, но я вижу, что он сдерживает себя, снова скрывая правду. — Я не хотел этого, — заканчивает он.
— Тебе следовало подумать об этом, прежде чем трахать ее. Убирайся.
Эмбри проводит рукой по волосам, кусает губу, а затем, что удивительно, делает то, что я прошу, без единого протеста. Он уходит. С обиженным взглядом в голубых глазах и лицом, на котором высечена боль, он оставляет меня, не говоря ни слова, покидает мой кабинет с моими соками на своих губах, и мои полные слез глаза смотрят ему в спину, когда он это делает. Я падаю в кресло, когда за ним закрывается дверь, и стараюсь не заплакать. Я поплачу. Позже, когда осознаю, насколько глубоко пустило корни это предательство, но сейчас…
Бз-з-з. Снова мой телефон. Со вздохом я переворачиваю его и вижу на экране нью-йоркский номер. Я принимаю звонок, и одной рукой подношу телефон к уху, а другой пытаюсь загнать слезы обратно в глаза.
— Грир Галлоуэй?
— Да.
Голос на другом конце провода извиняется.
— Вас беспокоит офицер Мерфи из полиции Нью-Йорка. Я звоню, чтобы сообщить, что сегодня рано утром скончался ваш дедушка.
ГЛАВА 25
Эмбри