Амнезия, или Фанера над Парижем
Шрифт:
Не увидев ничего обнадеживающего, на моем тупом лице, верзила сдается.
– Ну, ладно. Отдыхай. С завтрашнего дня к тебе будет приходить другой доктор. Мы думаем, что тебя сбила машина. Но ты, как я понимаю, и этого не знаешь.
Врач уходит, а я прикрываю глаза, пытаясь понять его последние слова, но меня вдруг достает сосед по койке.
– А ты че, правда не помнишь ничего, или темнишь?
Я молчу и сосед, видимо решив что «правда», добавляет:
– Ну, ты больно-то не переживай. Это здесь бывает. Амнезия называется. Вон у нас тут лежит Егорыч. Ему по башке стукнули, когда из банка c пенсией выходил. Тоже не мог вспомнить, сколько в кармане было. Сначала говорил, что штука деревяшек, а вчера вспомнил, что не деревяшек, а долларов. Сегодня уже три. Уже евро. Курс повыше. Полегчает и тебе.
С той стороны, куда кивал
Проснувшись в очередной раз, наверное, утром, я с удивлением обнаруживаю, что уже понимаю немало из того, что говорят мои соседи. Правда, слов ими произносится немного, и они часто повторяются: «покурить, утка, тапки, сволочь …». Чаще всего они почему-то поминают чью-то мать, но я догадываюсь по интонации, что прямого отношения к теме она не имеет и, «скорее носит декоративный, оформительский характер» (меня удивляет внезапный каскад последних слов, произвольно всплывших, как будто я всю ночь учил их). Разобравшись с тапками и утками, публика с энтузиазмом переключается на какое-то загадочное правительство на «ё». Само слово «правительство» я узнаю, но то, в сочетании, с которым его употребляют, не могу понять. Наверное, какое-то не наше.… Потом публика вдруг теряет покой по поводу рыжего, которого все знают, и терпеть не могут. Здесь достается не только его матери…
Но, самое ценное, что мне постепенно удается расшифровать то, о чем мне толковал, и о чем допрашивал верзила. До меня, наконец, дошло, что я попал в какую-то аварию и что я в больнице. Где, когда и почему, по-прежнему неизвестно. Я успел усвоить, что громоздкий мужик – врач и вроде не собирается пытать меня каленым железом. Хотя, кто знает… Вопросы, которые он задавал мне, теперь я задаю себе сам и хотя с тем же результатом, но теперь я хоть к чему-то привязан. Уверовав, что здесь мне никто не угрожает расправой, из меня не хотят сделать чучело, я уже не так опасаюсь появления верзилы в белом. Его назойливость начинает надоедать мне и уже одолевают сомнения, надо ли мне вообще что-то вспоминать. Разве что для того, чтобы знать, о чем следует умолчать,… а вдруг я какой-нибудь беглый c каторги и меня вернут валить лес.…К сожалению усилия мои тщетны – как старательно ни разгребаю я мешанину из слов, фраз, эпизодов они лишь заводят в тупик – я словно закапываюсь в какой-то мусор. Все глубже.
Врач, которым мне угрожал верзила немного скромнее габаритами, но тоже озабоченный. Назвавшись невропатологом, с минуту разглядывает меня, потом спрашивает, каких успехов добился я за те дни, как пришел в себя. Меня ошеломляет его вопрос, я даже не догадывался, что можно прийти и не в себя. Это открытие сбивает меня с толку. Может быть, именно так со мной и произошло, и я влез не в себя? Не дождавшись ответа, специалист задает загадку, сколько будет дважды два. Неожиданно для себя я называю какой-то результат, но на всякий случай вопросительно смотрю на врача. Тот как будто удовлетворенно кивает головой. Потом пытается выяснить, кто я по профессии, роду занятий или еще что-нибудь…Я в абсолютном ауте. Тогда он спрашивает, какие слова приходят мне в голову по утрам. Принимаюсь перечислять, что попало, прихватывая словечки из репертуара соседей. Связать их в логическую цепочку гиблое дело. Он мотает головой, безнадежно вздыхает, но потом вдруг спохватывается и спрашивает, женат ли я, нет ли среди слов, которые всплывают в моем сознании женских имен. Я вдруг, не зная почему, упираюсь – никаких женских имен в памяти не держу и то, что не женат, абсолютно точно. Врач, уже с любопытством спрашивает, отчего я так в этом уверен. Не знаю что ответить, но продолжаю твердить, что с женщинами дел не имею. Невропатолог, совсем ожив, спрашивает меня о какой-то ориентации. Мне надоедает его болтовня, и я уже раздраженно заявляю, что никакой ориентации у меня нет. Надеюсь, что мой категорический тон отобьет у него охоту приставать, но невропатолог как репей. Посидев немного в раздумье, он снова спрашивает – не делал ли я в последние дни прошлой жизни ремонта в квартире. Я пожимаю плечами. В какой квартире? И какой ремонт? Врач словно меня не слышит и упорно продолжает допрашивать – может быть, я маляр? Слово мне кажется, где-то слышанным и я даже задумываюсь. Лекарь тотчас приближается ко мне и просит прислушаться, не знакомы ли мне такие слова как: «кисти, краски…»
Я осторожно признаюсь, что где-то слышал, хотя сомневаюсь, надо ли ему об
– Ну а какие еще из этой области вы можете припомнить? – занудничает врач.
– Ну,…палитра, – выдаю я, не особенно напрягаясь.
– Пол-литра, это знакомо всем, – влезает в беседу сосед по койке.
– И пол-литра, тоже, – не уловив подвоха, попадаюсь я.
– Ну, вот и вся задача, – заключает сосед. – Палитра и пол-литра – значит пьющий художник. Они все пьют.
– Вы кроссворды разгадываете? – отвлекается на него невропатолог.
– Лучший специалист, – отрекомендовывается сосед. – А что?
– Вот и разгадывайте, – психует невропатолог, потом на время задумывается и снова поворачивается к «гроссмейстеру» – Но если подключите к этим забавам и моего пациента окажете неоценимую услугу.
– Неоценимых не оказываю, – отрезает мужичок.
– А из желания помочь ближнему? – наезжает врач.
– Это в старые времена, на энтузиазме, – хмыкает мастер по кроссвордам.
– Так это же были и ваши времена…,– прищуривается лекарь.
– Да ладно! Какой базар. Сегодня принесут свежие номера, – неожиданно сдает позиции сосед.
– И как вам такая версия? – обращается уже ко мне невропатолог.
Я не понимаю, о чем он.
– Может быть, вы правда художник? У вас на руках были следы краски, и руки у вас не работяги.
Я не уверен, что знаю, кто такой работяга, хотя и это слово мне как будто знакомо.
– Вот смогли бы вы нарисовать… кувшин?
– Вряд ли, – на всякий случай упираюсь я.
Врач задумывается.
– Странно. Может литература? … Свифт там, Кафка…Вы же что-то поминали там…
Я окончательно сбит с толку и прикрываю глаза.
Невропатолог поднимается.
– Ну ладно, на сегодня хватит. Я на вас рассчитываю. И радио старайтесь не выключать. Ему это на пользу.
Сквозь нарастающую головную боль понимаю, что последнее уже не ко мне.
Из-под приподнятых век с облегчением вижу, как спина невропатолога скрывается за дверью.
– Дурь какую-то спрашивает, – ворчит из своего угла видно недавно проснувшийся Егорыч. – Причем тут Кафка. Он же не гинеколог.
Несостоявшийся бизнесмен опускает журнал, но тоже в тему не въезжает. Так же как и я. Зато теперь мне понятно, откуда в голову набиваются всякие слова. Радио. Его специально включили, чтобы голова моя лопнула,…Мне становится не по себе, и я натягиваю одеяло на голову.
Кроссворды, с которыми на меня наехал сосед, оказались натуральной пыткой. Над каждым, словом мне приходится потеть в прямом смысле. Гроссмейстер оказался плохим тренером – его бесит, когда я не могу ответить на какой-нибудь вопрос, но когда я, каким-то чудом все же угадываю, он, будто меня и не слышит. В конце концов, мне эти сеансы надоедают и, когда он в очередной раз разражается оскорблениями из-за того, что никак не могу назвать приспособление для удержания волос, я посылаю его куда-то. Мужик сначала таращится на меня, как будто я разгадал что-то уникальное, потом заявляет, что никакой я не больной, а только придуриваюсь. Я уже не слушаю его выводов, меня озадачивает другое – отчего то место, куда я ему выписал адрес, кажется знакомым и даже вызывает какие-то неясные эмоции? Я даже без особого напряжения вспоминаю, где оно находится, но абсолютно не могу понять, какое имеет отношение ко мне, или имело…? Может быть, я и вправду гинеколог? Хотя по разговорам мужиков кажется, что над этим местом трудится не только он…
Спустя несколько дней не слишком продуктивных упражнений в словесности я перехожу к физическим. Попытки подняться я уже делал, но начало моим передвижениям положила санитарка, где-то запропастившаяся с уткой. Ждать ее появления невмоготу и я, выбравшись из постели, пытаюсь пройтись по палате, вдоль спинок кроватей. Перемещаться самостоятельно вроде бы получается, хотя и с потугами. К счастью соседи спят и не досаждают советами.… Высунувшись в коридор, убеждаюсь, что в обозримом пространстве никого нет, и отваживаюсь шагнуть за порог. Вдоль стены мне удается беспрепятственно добраться по бесконечному коридору к заветной двери, которую я определяю по аромату. Проблема назревает, и во избежание аварии заранее оттягиваю резинку штанов и шагаю за порог. Кто-то маячит на моем пути, но мне не до него. Видение с воплем исчезает, я даже не успеваю разглядеть кто это, но по голосу догадываюсь, что женщина. Если судить по оброненной швабре – та самая санитарка.