Амулет Великого Слона
Шрифт:
Соловьев медленно шел к подъезду, как будто к его ногам были привязаны свинцовые гири. Когда он поравнялся с черной машиной, стекло на передней двери опустилось, и знакомый голос проговорил:
– Куда торопишься, Коля?
– Домой, – отозвался Соловьев с тяжелым вздохом.
– Дом от тебя, Коля, никуда не убежит. Сядь в машину, разговор есть.
Сержант не стал спорить – он знал, что это бесполезно. Он послушно сел на переднее сиденье машины, рядом с плотным приземистым человеком лет пятидесяти. Щетка коротко стриженных
– Давно не видались, Коля, – проговорил человек со шрамом. – Ты меня не забыл?
– Забудешь вас, как же… – вполголоса ответил сержант.
– Правильно, не забудешь. – Человек со шрамом недобро усмехнулся. – А если забудешь – я напомню. И про нашу первую встречу напомню, и про ту папочку, которая у меня припрятана… про папочку, где все твои расписки лежат.
– Все я помню… – простонал сержант, – говорите, чего надо! Не тяните, и без того тошно!
– Неправильно говоришь, Коля, – поучительно возразил человек со шрамом. – Ты должен спрашивать, чем ты мне можешь помочь. Так оно будет вежливее. И помогать мне, Коля, ты должен с радостью и охотой. Но сегодня, Коля, ты должен помочь не мне. Не мне, Коля, а одному очень большому человеку.
– Какому еще человеку? – недовольно переспросил Соловьев. – Не было такого уговора… я только с вами…
– Забываешься, сержант! – оборвал его человек со шрамом. – Ты не в том положении, чтобы права качать! Ты должен слушать, что я тебе говорю, и немедленно исполнять! А то я тебе напомню, что у меня не только папочка имеется, в которой твои расписки, но еще и пакетик, в котором стреляная гильза. Помнишь?
– Помню, помню… – тоскливо выдохнул Соловьев.
И только теперь заметил, что они в машине не одни.
Заметил, что на заднем сиденье сидит еще один человек – загорелый почти до черноты, с узким дубленым лицом, с волчьим кривым оскалом. Человек в дорогом черном костюме, совсем не подходящем ни к волчьему оскалу, ни к жесткому загару, приобретенному явно не на средиземноморских пляжах.
– Этот человек, что ли? – спросил сержант у человека со шрамом.
– Этот, этот.
– И чего ему надо?
– А он тебе сейчас сам все скажет. Что мы с тобой будем в испорченный телефон играть.
И действительно, загорелый мужик сверкнул в полутьме салона белками глаз и заговорил:
– Что случилось ночью на Литейном мосту?
Голос у незнакомца был странный – какой-то резкий, как будто механический. Соловьеву пришла в голову странная мысль. Он подумал, что, если бы вдруг заговорил его табельный пистолет, голос у него был бы такой же. И еще у незнакомца был заметный акцент.
– На Литейном? – удивленно переспросил сержант.
– Да-да, на Литейном, – раздраженно процедил человек со шрамом. – Что переспрашиваешь? Плохо слышишь, что ли?
– Он хорошо слышит, – перебил его человек
– Чтобы мент нервничал? – усмехнулся человек со шрамом. – Это что-то новенькое.
– Итак, что же случилось на Литейном мосту?
– Да ничего не случилось, – удивленно ответил Соловьев. – Вызов поступил, якобы там женщина в воду бросилась, мы с Витей… с сержантом Бондаренко близко находились, поэтому и поехали на вызов. Только он не подтвердился…
– Что значит – не подтвердился?
– Да там девчонка стояла странная какая-то, она и сказала, что женщина в воду прыгнула. А мужик, рыболов, который тут же стоял, никого не видел…
– Ты сказал – девчонка странная? – быстро переспросил загорелый незнакомец. – Чем же она такая странная?
– Она черномазая, – нехотя ответил сержант и опасливо взглянул на незнакомца – не примет ли он эти слова на свой счет. Но тот не был негром или мулатом, просто очень загорелый. Видно, много лет провел где-нибудь в жарких странах.
– Черномазая? – переспросил тот. – Из Средней Азии, что ли? Из Узбекистана?
– Да нет – совсем черномазая! Негритянка, что ли, или эта… как ее… мулатка!
– Вот как. – загорелый на мгновение прикрыл глаза. – Интересно… а вы у нее фамилию спросили?
– А как же! Порядок мы знаем! Фамилия у нее самая обыкновенная, Иванова… прикиньте – негритянка Иванова!
Сержант тоненько хихикнул, и собственный смех показался ему жалким и ненатуральным, как будто он заискивает перед этим загорелым хмырем.
– Да, очень смешно, – проговорил тот, но даже не улыбнулся. – А имя? Имя у нее было тоже самое обыкновенное?
– Имя Витя… сержант Бондаренко не спросил, – с сожалением проговорил сержант, – он у нее документы попросил, но документов у нее при себе не было.
– Жаль. И ничего больше про нее не спросили?
– Нет, еще она сказала, где работает – в ресторане… как же это… Зим-бези…
– «Замбези»? – уточнил загорелый.
– Вот-вот, точно, «Замбези». Так она и сказала.
– Понятно… Так почему вы ей не поверили? Почему не поверили, что она видела самоубийство?
– Так я же говорю – тот старик, рыболов, никого не видел, а он шел ей навстречу, так что как раз должен был видеть самоубийцу, если она была… и вообще…
– Вообще – не хотелось на себя вешать лишнее дело? – уточнил загорелый тип.
Сержант ничего на это не ответил – что тут отвечать-то, все и так предельно ясно.
Вообще этот загорелый незнакомец вроде разговаривал с ним вежливо, но сам его механический холодный голос пугал сержанта. Кроме того, Соловьев видел, как смотрит на этого типа человек со шрамом – с уважением и едва ли не с испугом. А напугать этого человека было непросто, сержант знал это по себе.
– А скажи-ка, сержант, – продолжал расспросы незнакомец, – вы то место осмотрели?
– Витя осмотрел… сержант Бондаренко.