Анабиоз
Шрифт:
— Как нет? — тупо спросил я.
— Так. Выдохся, наверное.
— Не может быть. Ерунда какая-то.
Я говорил в пику фактам лишь потому, что рассудок был не готов признать очевидное. Мне все еще сложно было поверить в то, что нас каким-то невероятным образом перебросило в будущее. В странное будущее, словно бы искаженное…
Борис некоторое время сверлил меня взглядом, будто подозревал, что я знаю больше него, но не хочу делиться. Потом, видимо, усек, что я просто-напросто
— Как думаешь, что с нами случилось? — осторожно спросил я.
— Не знаю, — отозвался он, подходя к кабине бензовоза и заглядывая внутрь. Меня снова замутило. — Где в грузовиках инструменты обычно? Под сиденьем, что ль…
Я не ответил. Борис поворошил что-то внутри кабины, выругался и спрыгнул со ступеньки. Достал зажигалку, пощелкал, вхолостую высекая искры.
— И сигареты ек, — зло сообщил он, убирая бесполезный предмет в карман ветровки.
— Если мы попали в будущее, то как объяснить все это… запустение? — проговорил я, сам не понимая, кому задаю вопрос, себе или Борису.
— Не знаю.
— Если предположить, что у нас коллективная потеря памяти, то…
Я запнулся.
— Откуда все это запустение, — закончил Борис. — Слышал про летаргический сон?
— Отпадает, — покачал я головой. — Слишком долго получается. Даже по самым скромным прикидкам, дереву, которое на дороге проросло, лет пять.
— Зато многое объясняет, — задумчиво сказал Борис. — К примеру, волка, который тебя чуть не сожрал.
— Ничего это не объясняет, — опять возразил я. — Почему мы не состарились? Почему зимой не перемерзли? Почему нас тупо черви не сожрали? Кстати, чтоб на Киевском шоссе волки завелись, надо всю экологию перекосить. Не Подмосковье. Гораздо шире. А тут всего лишь местная…
Я осекся.
Сердце заухало. В голове зашумело, в конечности вернулось покалывание.
Я рефлекторно поежился.
Кусочки мозаики окончательно сложились в картину.
Повсюду, насколько хватало глаз, темнели безжизненные машины, растения буйствовали так, словно их развитие ничто не ограничивало на протяжении многих лет, там и тут щебетали птицы. Воздух был чист и прозрачен — ни выхлопных газов, ни пыли, ни той надоевшей матовой дымки, которая висит над крупными городами.
Аптечка вывалилась из ослабевших пальцев и с глухим стуком упала на асфальт.
Я уже знал, что сейчас озвучит Борис. Замотал головой, словно не желая слышать, но слова все равно ударили по ушам.
— Такое не только здесь, — сказал Борис и махнул рукой в сторону Внуково. — Пока ты спал, я метнулся к аэропорту на километр. Везде одно и то же. Дохлые машины, заброшенные дома. Ни света, ни огня.
Чувствуя,
— Нет, — сорвалось с пересохших губ.
— Да, брат, — жестко отрезал Борис. — Вырубило, как минимум, все окрестности.
Я снова мотнул головой. Взгляд уперся в большой искореженный цилиндр, лежащий за перевернутой фурой. Уже понимая, что это за штуковина, я сделал еще один шаг назад.
Хотелось убежать от надвинувшейся вдруг реальности. Далеко-далеко, туда, где снова все будет привычно и просто.
— Мама…
Я не узнал своего голоса.
Борис посмотрел на меня исподлобья. Пронзительно, страшно.
— Ее самолет был уже в воздухе, — произнес он, наискось отсекая прошлое.
Ух-ух. Ух-ух-ух.
Меня словно вынули из тела и дали взглянуть на себя со стороны…
Лицо серое, как дорожная пыль, кулаки сжаты до белизны в костяшках, плечо перепачкано кровью, в глазах отражается чистое небо с белоснежными ватными облаками. А под этим прозрачным небом — серое полотно шоссе, разбитый пешеходный мост, сплющенные легковушки, перекрученный отбойник, опрокинутая фура, искореженный цилиндр авиационной турбины…
Ух-ух.
Ух-ух-ух.
Сердце уже работало в штатном режиме, сильно и ровно. Сердце начало отсчет новой жизни, и плевать оно хотело на то, что мир навсегда изменился.
Ух-ух.
Ух-ух-ух.
Пульс ритмично колотил по вискам, взрывая тишину и оглушая чудовищной явью, в которой случилось проснуться.
Сердце билось здесь и сейчас.
Сильно и ровно.
Вопреки.
ГЛАВА 2
Бензоколонка
Ничего не хотелось.
Понимания произошедшего не прибавилось. Осознание непоправимости угнетало. Зато страх немного отступил, притупился.
Саднило плечо. Голова разламывалась до тошноты.
Я сдавил ладонями виски, но легче не стало. Только замутило сильнее.
В аптечке не нашлось ничего от мигрени. Разве что анальгин. Но срок его годности заканчивался в 2016-м — всего парой месяцев позже, чем мы оказались посреди этого злосчастного шоссе. А с тех пор, как мы очнулись, судя по масштабам разрухи, прошло явно больше двух месяцев.
Я достал из висящего на груди кожаного футляра очки и вздохнул, глядя на сальные разводы. Стал протирать линзы уцелевшим краем футболки. Чем заляпал-то? Толком и не припомнить, когда последний раз снимал их. Кажется, в закусочной аэропорта.