Анаконда, глотающая живьем
Шрифт:
– Материал по грабежу до сих пор не собран, – закончил он, понизив голос.
– Вот тебе и реформа! – Полковник нахмурился. – Зарплату им подавай, а работу не спрашивай… Фамилии!
Дежурный молчал.
– У них есть фамилии?!
– Телегин и Гусев, – оживился дежурный.
– Опять эта сладкая парочка… Они здесь?!
Гусев и Телегин поднялись с переднего ряда.
– Когда я был опером, я землю топтал! – продолжил полковник. – Я сутками не спал, стараясь понять ситуацию! Зато моя зона вот где была у меня! – Полковник сжал
– Никак не можем, – вымолвил Гусев. – Дело в том, что нам после дежурства положено отдыхать, товарищ полковник.
– Я тебе дам товарища! – лязгнул тот глоткой. – В кадры! Какой ты мне теперь товарищ… Мой товарищ рядом стоит, – покосился он на дежурного. И к дежурному: – У него что? Глюки? У него утомление?
– И так все сутки, – мямлил дежурный.
– Не надо ля-ля! – воскликнул Гусев.
– Молчать! – заорал начальник, ударив кулаком по столу. – Я, полковник Брызгалов, не позволю здесь разводить! Говори, майор…
И дежурный стал рассказывать про то, как в районе случилось, можно сказать, изнасилование, как по горячим следам вышли на подозреваемого, задержали на семьдесят два час и отправили в ИВС.
– У тебя же ведь сроки горят, – ворчал Гусев. – Тебе же ведь быстро надо.
– Молчать! – тявкнул Брызгалов.
– Его просили как человека, – подключился Телегин. – Не торопись, там Барабанов сегодня дежурит, а задержанный – его сын. Так ему же ведь некогда. И теперь у нас труп!
– Представьте! – подхватил Гусев, оборачиваясь к залу. – Вы дежурите в изоляторе, а вам привозят вашего сына! Хорошо это будет для вас?!
Зал молчал.
– Помните Барабанова?– продолжил Гусев. – Он вам в отцы годится…
– И что из того? – спросил Брызгалов.
– Умер наш дядя Саша! – ответил Телегин. – Пришел домой с суток и скончался…
– Сидя на унитазе, – уточнил заместитель Игин, клонясь к уху Брызгалова.
– Сука, – сказал кто-то в зале, но Брызгалов услышал. Лицо его напряглось, а взгляд метнулся среди сотрудников.
– Кто это сказал?
В зале воцарилась тишина, и было слышно, как отчетливо за окном чирикают воробьи.
Оперативный дежурный сверкал глазами. Вот и посовещались…
– Ну, хорошо, – произнес Брызгалов. Он хлопнул по столу ладонью, взял со стола мобильник и поднялся.
– Товарищи офицеры! – подал команду дежурный.
Личный состав молча поднялся. Брызгалов, буравя взглядом пол, двинулся к выходу, бормоча сам с собой и теребя микрофон в ухе. Заместители шагали следом за ним.
Телегин, обернувшись, громко объяснял кому-то:
– У Барабанова сын! Взрослый! Задержали – и к отцу на нары. А у того сердце…
– Что-то я не врублюсь! В дежурке который был раньше?! – пищала кудрявая дама в штатском. – Его же заменить надо было! Или предупредить, подготовить!
– Отправить домой хотя бы, – добавил кто-то еще. – А так-то оно, конечно…Ты, допустим, сидишь, а тебе сына привозят в наручниках…
– Теперь его нет, – развел руками Гусев. – И сын его ни в чем не виноват. Это факт. Зато у нас тут все пахари! – он огляделся по сторонам. – Пашут по живому…
Глава 2
Георгий Лазовский шагал асфальтовой дорожкой к себе в ЦГБ. Местами тропинку пересекали муравьи, какие-то букашки. Лазовский был вынужден сбавлять ход, стараясь идти лишь свободным асфальтом. Он не помнил, когда у него появилась эта дурная привычка – жалеть муравьев и прочих, снующих под ногами.
На голове у Георгия были серебристые волосы, на ногах коричневые туфли с множеством мелких дырочек, дабы ноги не потели по летнему времени.
Лазовский помнил эту больницу с тех пор, как приехал в эти края работать по назначению. Потом он ушел на военную пенсию. Много времени прошло, а больница всё та же, никаких изменений. Впрочем, дыру в козырьке над приемным покоем всё-таки залатали. Когда-то давно один из больных, психанув по какой-то причине, обернулся матрасом и выпрыгнул из окна, угодив в козырёк, между брусьев. Что характерно, остался жив – благодаря мягкой кровле и подопревшему горбылю. Козырек после этого долгие годы зиял безобразным проломом. Давно это было, а кажется, что вчера…
Звук мобильного телефона прервал воспоминания. Звонил какай-то мужик из УВД, интересовался Лазовским.
– Слушаю вас всеми ушами, – ответил Георгий.
– Из совета ветеранов беспокоят, – продолжил мужик. – Семенов моя фамилия… Мы тут решили, что надо бы встретиться. В связи с реформой в МВД. Короче, нам надлежит подключиться. Как вы на это смотрите?
– Так вроде бы уж того, – соображал Лазовский. – Прошла реформа.
– Так-то оно так, но не совсем. Ветераны тоже должны участвовать. Как вы на это смотрите?
– Положительно, – впопыхах ответил Лазовский.
– Вот и ладненько. Всего вам хорошего.
Абонент отключился. Лазовский, косясь на заплату в козырьке, убрал телефон в карман, повернул за угол, подошел к административному корпусу с громадными колоннами и взялся за ручку двери, мечтая спрятаться в кабинете и сидеть до вечера. Придти, сесть в кресло и вытянуть ноги. И сидеть, считая ворон на соседнем тополе за окном. За тот оклад, который здесь положили, только ворон и считать. Раз ворона, два ворона…
Лазовский приближался к кабинету, норовя вонзить ключ в замочную скважину. Однако не успел. Его опередила сбоку секретарь главного врача и велела сразу же двигаться к Непрокину в кабинет. Проговорив, она тут же полетела в обратную сторону. Голубой халатик трепетал у нее на подвижных бедрах.
Лазовский, не торопясь, направился следом. В его планы не входило бегать сломя голову. У входа в приемную девушка обернулась:
– Между прочим, всё утро звонили вам в кабинет, а вас нет. Почему вы всё время опаздываете?