Анаконда
Шрифт:
Это был нормальный, часто применяемый канал связи. Зная, где ее киллер в эту минуту, Мадам выходила на него по обычной телефонной сети.
Сотового телефона у него с собой не было. Не ждал звонка. И сам никому не собирался звонить в этой гребаной Греции. Но слово Мадам — закон для подчиненных. Как узнала, где он?
Извинился перед Жанной и прошел к телефону.
— Димос Катракис, это вы? — спросил его черноволосый юноша за стойкой бара.
— Я, — кивнул Дима, протягивая правую руку к трубке, а левой сжимая рукоятку «глока» с глушителем во внутреннем кармане куртки так, что сквозь тонкую ткань он мог бы прицельно уложить и этого бармена, и выглянувшего из кухни мордастого повара с вчерашней щетиной на щеках.
— Здравствуй. Это Ашот Баланис. По поручению Мадам звоню. У тебя все в порядке?
— Да. А что?
— Помощь нужна?
— Нет.
— Мы тут тебя потеряли немножко. Хотели помочь. Но потеряли.
— Это не страшно. Сам справился.
— У Алисы проблемы?
— Да, наверное.
— А у тебя нет?
— А у меня нет.
— Может, деньги нужны?
— Налички достаточно. Есть и кредитные карточки. На мои счета гонорары, надеюсь, перевели?
— Обижаешь.
— За мной кто-то ходит тут. Кто, как думаешь?
— Менты, наверное.
— А если люди Ходжаева?
— Нет. Ходжаев тебя потерял.
— А если это «быки» Олега Веретенникова? У них тоже, я слыхал, на меня лицензия.
— Нет. Олег умер, похоронен, памятник поставлен. Что старое ворошить?
— Не слыхал, на Хозяйку никто не выходил с просьбой «сдать» меня?
— Как можно? Ты лучший специалист в нашей структуре. Зачем тебя сдавать?
— Странный тут климат, в Греции. Мотать хочу.
— Документы в порядке?
— Да.
— Куда хочешь ехать?
— Пока секрет.
— Ладно, твои проблемы, твои секреты. Ехай. Надо будет, найдем.
— Это точно. Вы везде найдете.
— Ну, будь.
— А чего звонил-то? Что срочное?
— Нет, просто хотел узнать, как дела. Хозяйка волнуется. Чуть тебя не потеряла. Я нашел.
— Значит, просто так звонил?
— Просто так.
Странно. Просто так Ашот никогда и никому не звонил. Очень свое время бережет. И ничего лишнего не делает и не говорит. Странно.
Он вернулся на место. Жанна уже разлила, не дожидаясь его возвращения, холодное красное «студенческое» вино в бокалы.
Небритый кудлатый бармен с улыбкой и равнодушием смотрел на красивую женщину.
Не повезло ей с мужчиной, подумал. Утро ли, день ли, а ему в вино наркотик приходится подсыпать. Наркоман... А с виду такой еще крепкий. Сколько он, Леонидас, повидал на своем веку наркоманов в этом студенческом кафе! Начинают с легких, с травки, с марихуаны, а потом нюхают кокаин с листа, сыплют «снежок» в бокалы с вином, колются прямо в туалете. Недолог у них век.
— Твое здоровье, — приподнял свой бокал Дима.
— За тебя. Знаешь, я даже, кажется, тебя любила. Прости, если что не так.
— Откуда эти слезы, детка? Я тоже тебя любил. Более того, тебя люблю и сейчас. Будь счастлива и не плачь.
— Это чисто нервное.
— Что-то вино у них горчит, сыплют в него, поди, всякую дрянь для крепости, а молодое вино и не должно быть крепким. Оно...
Он с удивлением посмотрел на Жанну. Ее лицо стало вдруг большим и красным, потом вытянулось в высоту, став похожим на зеленую бутылку, и вдруг со страшной скоростью стало удаляться от него. Он хотел закричать, но с его губ сорвался лишь короткий хрип. Дима уронил голову на столик.
— Нужна помощь? — подскочил участливо бармен.
— Нет, справлюсь сама. Вон наш приятель идет, он и поможет дотащить мужа до машины.
В машине ликвидатор определил: Дима мертв.
Второй ликвидатор, чистильщик, сидевший у окуляра винтовки с оптическим прицелом на здании напротив кафе, удовлетворенно крякнул, когда машина с телом Димы отчалила от кафе и, набрав скорость, резко ушла по боковой улице в сторону центральной магистрали. Тщательно прицелившись, поймал в перекрестье лоб бармена и плавно нажал на курок.
Тем временем машина с мокрой от волнения, дрожавшей мелкой противной дрожью Жанной и вялым, еще не деревенеющим Димой добралась до виллы «Магнолия» на окраине Афин. Выбежавшие из виллы пехотинцы подхватили тело и отнесли в дом.
— Как стемнеет, так и похоронят, — заверил ликвидатор.
Жанна, сидевшая на переднем сиденье рядом с водителем, ничего не ответила. Даже не шелохнулась.
Ликвидатор с заднего сиденья спросил:
— Может, попрощаться с ним хочешь?
Жанна молчала.
— А и то верно. Зачем прощаться? Не навсегда расстались. Вечером и встретитесь.
С этими словами ликвидатор накинул на тонкую, красивую, смуглую шейку Жанны шелковый шнур и, резко разведя руки, затянул удавку.
Жанна не сопротивлялась, не извивалась всем телом, не хрипела, как это делали многие другие.
Когда увидела лицо умирающего Димы, сразу поняла, что тоже не хочет жить.
И она умерла.
Тогда ли, когда упал головой на стол Дима в кафе «Демокрит», или когда ликвидатор, врач по образованию, констатировал в машине его смерть, или когда машина подошла к вилле и вялое тело Димы вытащили из салона, задев головой о ступеньку и даже ободрав щеку уже мертвого Димы, или когда шелковая удавка легла на шею? Как теперь узнаешь? Вскрытия здесь не делают. Убивают и хоронят. И вся недолга.
Похоронили их вместе, шагах в двухстах от виллы «Магнолия». Могилку выкопали неглубокую. Не потому, что ленились. Просто земля здесь уж очень каменистая. И времени мало. Да и нужды не было глубоко закапывать. Нужда была как раз в обратном — чтобы по наводке верных людей в Москве, после утечки информации из криминальных кругов в правоохранительные, приехали бы сюда московские менты и прокуроры, и на весь мир в СМИ объявили: Дима Эфесский убит.
Хозяйке перед криминальными авторитетами отчитываться надо. Она с «коллегами» считается: раз попросили убрать Диму, ее люди и убрали.