Аналогичный мир
Шрифт:
Гольцев рассмеялся.
— Гена, признайся, Малец не сам пришёл.
— Да. Его пригласили по моей просьбе. Он купился. Они поиграли, понаблюдали и поделились со мной результатами. Сколько лет мы ему определили? Двадцать? А они говорят, что у парня тюремный стаж под десятку.
— Это невозможно!
— Если он из уголовной среды… — задумчиво сказала Шурочка.
— Да, этот вариант я не учёл, — кивнул Золотарёв. — Но совсем интересно получается.
— Да, — надо заканчивать. — Возвращаясь к Бредли… Здесь сказать о человеке, что он игрок… это не компрометация, а констатация
— Вся схема к чертям собачьим, — подвёл итог Спиноза.
— И ещё вопрос кто кого и куда втягивает, — усмехнулся Новиков. — Гена, что у тебя ещё есть?
— Ещё? Ну, это надо рассказывать про олимпиаду.
— А это разговор долгий, — кивнул Гольцев. — И остаётся вопрос, с которого ты начал, Гена. Зачем они нам? Так?
— Да.
— О себе. Я хочу раскопать убийство Ротбуса. Так нагло у меня из-под носа в первый раз увели. Сделано, а не уцепишь. Конечно, то, что мы знаем о Ротбусе… так за его убийство надо орден давать. И ещё. Желавших ему смерти — навалом, а никто не мог, Спиноза, помнишь, проходило? А тут смогли. И… и просто интересно. Чую, здесь много ниточек завязано.
— Гена, твоё мнение. Индеец — спальник?
И опять не выдержал.
— Какое это имеет значение?! Их со стадами не меньше десятка пришло. Нормальные люди. Работяги все, труженики.
— И их что, не опознали?
— Какого чёрта?! Опознали, конечно. Бывший владелец Паласа хотел поправить свои дела игрой, так улепетнул, только увидев их. Все их опознали. И все, понимаете, все, от местной шпаны до почтенных леди, укрывают их от нас. Какой дурак делал перевод хотел бы я знать. Вместо обследования поставил исследование.
— Постой, это же… ну да, analysis. Медицинский термин.
— Ну вот, и так все цветные врачей боятся, а исследование понимают здесь все опять же однозначно. Разрежут и посмотрят.
Новиков хохотал, раскачиваясь на стуле. Не сразу, но рассмеялся и Спиноза. За ним Шурочка и Гольцев, нехотя улыбнулся Золотарёв.
— Да, лопухнулись, — Гольцев, отсмеявшись, поглядел на часы. — Жаль, но про олимпиаду в другой раз.
— Да, — кивнул Новиков. — Спинозе убирать и спать, а нам в дорогу.
— А с этой четвёркой что? — спросила, разглядывая себя в зеркальце, Шурочка.
— А ничего, — пожал плечами Золотарёв. — Собираем информацию дальше. Давай, Гена, у тебя лучше всех получается. Входи в контакт, пей, играй. Я попробую пройтись по документам.
— Ты же занят лагерями. А там работы…
— Там одни бумаги, Шурочка. А работая с бумагами, можно кое-что обнаружить.
— А что, — Спиноза протирал очки, — лагерников совсем не осталось?
Золотарёв молча мотнул головой.
— Так же думали о спальниках, — Новиков уже вставал и вдруг замер на половине движения.
— Ты что? Костя!
— Что случилось?
— Слушайте, — Новиков обводил их горящими глазами. — Лагерное убийство, песни про Хаархан, свисты… Да Малец же — лагерник!
— Тебе, Костя, не спать вредно, — засмеялся Золотарёв. — Заговариваться начинаешь.
— Лагерников расстреляли, — кивнул Спиноза.
— По бумагам и спальников
— Охранники работали вахтовым режимом. Вырасти при лагере Малец не мог, — медленно, явно сдерживая себя, рассуждал вслух Гольцев. — А вот в лагере… Это многие нестыковки с тем же Ротбусом снимает. И ты, Коля, лагерный свист где услышал? У Бредли.
— Д-да, — кивнула Шурочка, — он же не просто блондин, он седой наполовину, и…
— И лагерная истерика, которую он тогда закатил. Демонстративно, но на полном самоконтроле. Тоже характерно.
Что уже решили расходиться, все мгновенно забыли. И этот вихрь замечаний и озарений никого не оставил в стороне.
— Да. И ещё одно, — как всегда в таких случаях мгновенно всплыло в памяти оказавшееся нужным именно сейчас. — Сам только сейчас понял и связал. Браун. Сидней Готфрид Браун.
— А! — кивнул Золотарёв. — Я его помню. Возил нас в резервацию возле имения Бредли. И что с ним такое, Гена?
— Он приехал в Бифпит. Поиграть и вообще… по делам. И прибежал к нам с повинной. Я был на совещании у мэра и только протокол читал. Так вот, явился в комендатуру и заявил, что работал в лагерной охране.
— Что?!
— Да, Коля, именно. Сам заявил, предъявил своё удостоверение. И вот что интересно. Прибежал он утром, а накануне вошли в город последние стада. В том числе и стадо Бредли с пастухами. Кого из них Браун мог так испугаться, что прибежал к нам? Хозяин Паласа, увидев спальников, сбежал из города, а Браун…
— Ты гений, Старцев! Где он? Этот Сидней, как его там?
— Не знаю, он был отправлен по инстанции.
— Найду! Но если это так… Если… из-под земли вытащу!
Глаза Золотарева горели знакомым всем присутствующим и не раз испытанным ими самими огнём «горячего» поиска. И все знали, понимали и помнили, что этот огонь надо гасить, пока в радостной горячке не натворили глупостей.
— И что? — Гольцев смотрел на Золотарёва, прицельно сощурив глаза. — По какой статье ты его задержишь, Коля?
— Был бы человек, а статью я ему подберу, — отмахнулся Золотарёв.
— Значит, врали бумаги? — сладко улыбнулась Шурочка. — Не всех расстреляли?
— Значит, за что-то его помиловали, — ответно и не менее сладко улыбнулся Золотарёв. — А вот это уже может быть статьёй. Во всяком случае, предметом расследования.
— Ну, бог в помощь, — иронически хмыкнул Спиноза. — Найти Брауна не проблема, раз он оформлен по всем правилам, да ещё по явке. Таких немного, не потеряется. Допросить его… Хотя… хотя, стоп. Я же тоже помню это имя. — Спиноза полуприкрыл глаза. — Сидней Готфрид Браун… охранник… Есть! — он открыл глаза и продолжил, глядя на Золотарёва с искренним сочувствием. — Кстати, не охранник, а тюремщик, привлекался к ликвидации лагерей, но сумел вовремя отделиться от коллег и потому уцелел. Его вывозили на эксгумацию одного такого рва. Место он указал точно, а когда стали вскрывать, он вдруг рванул бегом. И при попытке к бегству на месте.