Anamnesis morbi. (История болезни)
Шрифт:
Размышляя, Тина машинально открыла сейф и выложила амфору с пергаментом на маленький выдвижной столик. Посмотрела на зашифрованную карту внимательно, словно пытаясь запомнить расположение квадратиков и точек в них. Минуточку, а зачем, собственно, запоминать?!
Она быстро сунула амфору в сумочку и, зажимая пергамент в кулачке, вышла к ожидающему ее клерку:
— Скажите, у вас ведь есть ксерокс?
— Что это за дрянь? Где карта? — Мессанж озадаченно вертел в толстых пальцах кусок пергамента. Перевернул амфору, потряс. На багровом
— Это все, что было в тайнике. Больше ничего, — равнодушным бесцветным голосом ответила Тина.
Толстяк выругался и засунул пергамент в бумажник. Немного подумав, с размаху разбил амфору о переднюю панель «Пежо». Внимательно изучил внутреннюю поверхность черепков. Выругался еще раз и пристально посмотрел на Тину:
— А ты часом не врешь? Может, припрятала карту в качестве последнего козыря? А мне суешь эту хрень? Мне что, позвонить няньке? — заводя сам себя, Мессанж наседал на испуганную женщину, обдавая ее брызгами слюны и нестерпимой потной вонью.
Прижавшись к двери, Тина в ужасе замотала головой:
— Нет, не надо! Я правду, правду говорю!
Бандит шумно дышал ей в лицо. Но напор ослабил.
— Пожалуй, не врешь. Ладно, пусть твой щенок поживет… пока. Ему ведь и так недолго осталось, верно? — он хохотнул и отодвинулся подальше, откровенно наслаждаясь испугом Тины.
Она молча кивнула, глотая слезы, собирая все силы для того, чтобы не броситься на Мессанжа и не выцарапать ему глаза. Если бы не Алекс в заложниках, Тина так бы и сделала. И плевать на то, что у толстяка пистолет: она бы успела! С каким наслаждением она бы вцепилась ногтями в эту мерзкую жирную рожу!
Видимо, в ее глазах промелькнуло что-то такое, что заставило Мессанжа оборвать смех и опасливо отодвинуться еще дальше. Он вытащил из-за пояса пистолет и наставил его на женщину:
— Но-но, без глупостей! У тебя, кажется, возникла мысль о том, чтобы перейти к неким активным действиям? Так забудь. Я не нахожу ни одной причины для того, чтобы не пристрелить тебя прямо сейчас! Только моя природная доброта мешает мне это сделать, — толстяк вновь ухмыльнулся, но тут же вновь стал серьезным. — Но моя доброта имеет границы. Не советую тебе давать мне повод для того, чтобы тебя прикончить. Если уж себя не жаль, подумай о сыне: представляешь, что с ним будет?
Тина опять кивнула, но уже без слез.
— Вот и славно. Теперь слушай внимательно. Я сейчас уйду. Через три часа можешь вернуться домой. Лидия ребенка не тронет. Но учти: если до этого времени ты попытаешься предпринять что-либо для того, чтобы задержать меня или Лидию, твой сын умрет. Это ясно?
— Ясно, — прошептала она.
— И мой тебе совет, — забудь об этом приключении. Напрочь. Ничего не было. Никакого тайника, никакой амфоры, карты… ничего! Не вздумай сама или с помощью твоего лейтенанта искать то, что зашифровано на карте… во-первых, не найдешь, а во-вторых… во-вторых, если еще раз окажешься у меня на пути, я тебя просто пристрелю. Сразу же, без прелюдий и разговоров. Все поняла?
— Все. — Тина с замиранием сердца следила за тем, как Мессанж засовывает пистолет за пояс, открывает дверь, ставит
— Ну, тогда прощай! — уже снаружи прогнусавил толстяк и с грохотом захлопнул дверь. Не торопясь, вразвалочку, дошел до конца квартала и скрылся из глаз, свернув за угол.
И почти сразу же зазвонил мобильник. Тина поднесла трубку к уху и с облегчением услышала гневный голос Андре:
— Тина?! Ты где? Я же велел тебе ждать меня и не покидать управление! Что случилось?
— Ничего. Совсем ничего. Я… я просто в магазин заехала.
— С ума сошла?! За тобой охотятся, а ты по магазинам раскатываешь? Где ты сейчас?
— Я… не волнуйся, уже возвращаюсь! Буду через десять минут! — не дослушав возмущенно бормочущую трубку, она дала отбой и завела машину.
Еще раз взглянула в ту сторону, куда удалился Мессанж и, с трудом развернувшись в узеньком переулке, медленно поехала в противоположном направлении.
Глава 19
22 июля, 03.35, Нероград
Я проснулся оттого, что меня кто-то позвал. Зевая, уселся на диванчике и посмотрел на часы: Господи, рань-то какая! Спать бы еще да спать… В конце концов, имею я право после всех приключений минувших суток отоспаться по-человечески? Кому это я понадобился?!
В поисках объекта своего негодования я окинул взглядом тесное Ванькино жилище. Сам хозяин мирно сопел на раскладушке у противоположной стены. Сон его был глубок и спокоен. Я ощутил прилив черной зависти: Петрович, понимаешь ли, спит сном младенца, а я? А что, собственно, я? Точно помню, проснулся оттого, что меня позвали. По имени. Тихо так, но требовательно: «Павел!» Но если Ванька дрыхнет, то кто же меня звал?
Петрович зачмокал во сне и перевернулся на другой бок. Я поморгал слипающимися глазами, но не увидел никого, кто мог бы меня разбудить. Да и не мог увидеть: в квартире мы были вдвоем.
Должен заметить, что решение остаться сегодня ночевать дома у Петровича далось мне ох как непросто! После вчерашних событий Кларочка просто прилипла ко мне, категорически отказываясь отпускать даже ненадолго. Справедливости ради, не могу сказать, чтобы мне это не нравилось, совсем наоборот: вызволенное из неволи восхитительное юное создание, трепещущее в моих объятиях, — это, пожалуй, самое острое ощущение из всех пережитых мною за минувшие сутки. И уж, безусловно, самое приятное! В моем полупроснувшемся сознании короткой очередью пронеслись события прошедшего дня.
«Шеф» так и не приехал. То ли почувствовал что-то неладное, то ли банально передумал. Как бы то ни было, прождав напрасно около часа, я вызвал милицию. Те примчались мгновенно: противный доктор Симакин оказался на редкость бдительным и поднял на уши всех нероградских силовиков; в поисках похищенной реанимационной бригады оказались задействованными не только милиция, но и ФСБ, и даже военные. Город, как выяснилось, в считанные минуты после похищения, был оцеплен. Но «скорая» с нашими спеленутыми телами успела проскочить до того, как были расставлены посты.