Анатомия зла
Шрифт:
– Почему? – На лице юноши застыло наивное удивление. Но, привыкший с детства беспрекословно повиноваться Учителю, порога он так и не переступил.
Быстро овладев собой, Гроссе ровным голосом произнес:
– Без стерильных халатов и продезинфицированных рук туда входить запрещается.
Ярко освещенная операционная неоправданно празднично блестела никелем, белым кафелем и стеклом.
– Так дайте мне халат, - потребовал Гроэр, с любопытством вытягивя шею.
– Не сегодня, прошу тебя. Давай скорее покончим с формальностями и поедем ужинать. А завтра я, как обещал, сам все тебе покажу. И даже гораздо больше, чем ты можешь себе вообразить.
Нет, последнюю фразу он добавил не для того, чтобы окончательно усыпить бдительность юноши. Гроссе снова представил себе, как они идут, рука об руку, по аллеям подземного Вивария и как Гроэр восхищенно вскрикивает и замирает при виде его диковинных экспонатов.
Юноша нехотя отошел от двери и Гроссе тотчас захлопнул ее.
– Раздевайся и ложись. Вот на эту кушетку.
Клара смотрела, как он скидывает на стул куртку, стягивает с себя трикотажный пуловер, так и оставив его вывернутым наизнанку. Затем расстегивает и снимает брюки. Взявшись обеими руками за резинку трусов, Гроэр вопросительно посмотрел на Гроссе, тот утвердительно кивнул. Клара не отвела взгляда, даже когда он остался совершенно нагим. Ей вспомнился бассейн на краю отвесной скалы и сверкающие в лучах солнца капли воды на его сильном загорелом теле, когда они впервые встретились. Вспомнился пляж на Канарах, и пляж в Александрии...
– Молодец, Гро. Теперь ложись, – умиротворяюще и в то же время властно проговорил Гроссе. Точно таким гипнотически-анестезирующим тоном несколько минут назад он вводил их в состояние кратковременного транса.
Гроэр, давно уже смирившийся с неизбежностью этих нудных и бессмысленных, на его взгляд, обследований, покорно лег.
– Клара, будь добра, подай мне стетофонейдоскоп.
За внешним спокойствием скрывалась наэлектризованность хищника, готового к решающему прыжку, Клара это печенкой чувствовала. Измерив давление, он с озабоченным видом нахмурился и пробормотал:
– Пульс лабильный, слабый. Замедленный. Брадикардия. Но у него ее никогда не было. В чем дело, Гро? Что ты чувствуешь?
– Я чувствую только усталость и голод, – огрызнулся тот.
Не реагируя на его озлобленность, Гроссе с сокрушенным видом обратился к Кларе:
– Я так и знал. Все эти стрессы не прошли даром. Он тяжело адаптируется в новых условиях. Надо сделать инъекцию транквилизатора. Это его поддержит.
– Глупости! – заартачился Гроэр. – Я абсолютно здоров. Как только мне дадут поесть, мой пульс сразу же придет в норму.
– Все в свое время, – теряя терпение, оборвал его Гроссе и нажал на кнопку. – Ты становишься слишком дерзким. Мне это не нравится.
– Ладно, – инертно отмахнулся юноша. – Поступайте, как знаете. Только кончайте с этим побыстрее.
Милдред появилась на пороге. Но Клара не дала ей войти, встав между ней и кушеткой, на которой лежал обнаженный юноша. Отобрав у сестры шприц, она бесцеремонно выпроводила ее.
Когда Клара, зажав шприц в руке, склонялась над Гроэром, их взгляды встретились. То был взгляд не жертвы, а мужчины.
– Сожми пальцы в кулак, – сказала она мягко и чуть грустно, перетягивая резиновым жгутом его предплечье.
Игла вошла совсем безболезненно – он даже не вздрогнул.
Засыпая, Гроэр продолжал смотреть на нее. Клара видела, как затуманивается его взор, закатываются белки, смыкаются веки...
ГЛАВА 41
Гроссе шумно, с облегчением вздохнул. Вид беспомощно распростертого, скованного наркотическим сном тела успокоил его. Теперь уже бедняга не способен ни на какую выходку.
Клара выпрямилась, застыла.Взгляд отсутствующий, словно задернут невидимой шторой. Попробуй угадай, что за ней.
– Какого черта! – взорвался Гроссе. – Ты что, заснула?
– Я жду дальнейших распоряжений, - отозвалась она с гроссовской анестезирующей интонацией.
– Но сегодня, моя дорогая, распоряжения должна давать ты, а не я.
Он пытался побороть нервозность. Ему это не удавалось. Ведь приходилось думать за троих, вымерять каждый шаг, расчитывать, предугадывать. И это когда его собственных переживаний с лихвой хватило бы на троих. Он издергался, измучился. Устал.
– Клара, дорогая... – На сей раз слово «дорогая» в его устах прозвучало не как издевка, а как мольба. – Пожалуйста, соберись. Я понимаю твое волнение. Я все понимаю. Но это необходимо сделать. Для нас обоих. Для нашего будущего. Настал твой звездный час. Покажи, на что ты способна. Такой шанс бывает у человека лишь раз в жизни. Эта операция войдет в историю мировой хирургии, даже если о ней узнают далеко не сразу, потому что никто еще до тебя такого не делал. После того как мы сможем открыто объявить о наших достижениях, твое имя прогремит рядом с моим на весь мир.
Только что с тем же неподдельным воодушевлением ты обещал Гроэру праздничный ужин в честь его освобождения, - невольно подумалось Кларе. Но она промолчала.
– Остался последний штрих, – озабоченно пробормотал Гроссе, направляясь к потайному шкафчику.
Настороженно прищурясь, Клара наблюдала за его действиями. Он взял с полки хорошо знакомый ей маленький флакон из зеленоватого стекла. Азотная кислота! Но зачем??. Подошел к изголовью Гроэра. Замешкался. С тоской и нежностью вгляделся в удивительно спокойные, дорогие ему черты – его собственные черты. Флакон слегка подрагивал в его руке.
Прошла долгая минута. Клара видела, как лицо Гроссе снова обретает упрямую решимость, вытесняя побежденные чувства, которые он сам классифицировал как малодушие. Брови тучей надвинулись на сразу остывшие глаза, губы превратились в тонкий упругий жгут. Он выдернул плотно притертую стеклянную пробку и поднес флакон к лицу юноши.
Ловким стремительным движением Клара успела перехватить его руку.
– Ты совсем потерял голову, мой бедный Эрих. – Взгляд Клары излучал материнское участие, озабоченность.