Андрей Боголюбский
Шрифт:
– Бог милостив… Все тучки пройдут, опять солнышко засияет, да ещё ярче, чем прежде… А пока прощай, милый!
– И, наклонившись к Марине, он тихо прошептал: - Князю своему прикажи беречься!.. Не ровен час…
Девушка испуганно посмотрела на нищего.
– Напугал ты меня, дедушка! Как хочешь, а пойдём вместе к князю!
Нищий колебался.
– Что ж? Пожалуй, я не прочь.
Приближенному отроку был всегда разрешён доступ к князю.
Несмотря на позднее время, их сейчас же допустили в княжеские покои. Максим вошёл в опочивальню князя, а нищий дожидался в сенях.
– Вернулся, Максим?
– ласково спросил князь.
– Какая нужда до меня у тебя приключилась?
–
– Послушай его, княже! Он вещее прорицает.
– Впусти его! Послушаю, что скажет!..
Старый нищий вошёл. Пристально посмотрел на него князь. Ему показалось знакомым лицо старика. "Где и когда я видел эти черты, эти глаза?" - мелькнуло в голове князя.
– Что скажешь, друг?
– обратился он к нищему.
Потупя взор, еле слышно последний начал говорить:
– В далёких степях половецких, у славного князя Аэпы, была красавица дочь. Полюбился ей статный русский князь Юрий, по прозванию Долгорукий. Соединил Господь их браком. Среди детей, рождённых от этого союза, был один, высоко отмеченный судьбою. Всё было дано ему: мужество, сила и храбрость, ум острый властителя-мужа. В кровавых боях прошло его детство, но средние годы протекали спокойно, враги трепетали пред ним. Благочестием полон, воздвиг он множество храмов, но тяжкие дни испытаний в грядущем ему уготовила старость. Не должен вверяться он близким своим - иначе погибнет!..
Нищий замолк, молчал и князь. Он протянул старику кису с деньгами, но тот отрицательно покачал головой.
– Не надо мне, раздай убогим! А я - я буду молить Творца, да сохранит Он тебя невредимым!
– проговорил старик и, поклонившись князю, вышел.
– Оставь меня одного!
– прошептал Максиму расстроенный князь.
XXI
Марина рассказала о встрече со стариком нищим Мирону.
Старый изограф, тяжело вздохнув, промолвил:
– Ой, не говори, паренёк! И впрямь собираются грозные тучи над матушкой-Русью… Много годов живу я на белом свете, и всё нет мира между князьями нашими… Знаешь, паренёк, "сказ" про веник. Может, слыхивал? А коль не слыхал, так я тебе расскажу! Было у стар-человека много сынов. Задумал он умирать, позвал детей своих к себе и показывает им веник: "А ну-ка, сынки милые, попробуйте-ка сломать его!" Пытались сыновья - не могли. Развязал старик веник: "А теперь попробуйте!" - сказал он им, подавая по прутику… Стали сынки ломать - все прутья переломали. "Вот видите!
– сказал отец.
– Коли вместе, дружно жить будете, никакая вас сила не осилит, а если вразброд пойдёте да друг на друга восстанете, враги вас легко порознь одолеют, и пропадёте вы, как эти прутики!" Так и наши князья, - закончил Мирон, - коли жили бы в миру, силу бы хранили, а то теперь совсем пропадают!.. Слушай, молодец!
– промолвил старик.
– Придёт время, когда тебя и меня не станет: сольётся вся Русь под единою властною рукою, сильна, могуча сделается она, и никакой враг её тогда не одолеет!
С изумлением слушала Марина пророческие речи старого изографа; такою искренностью дышали они в устах этого простого старика.
Мирон, кряхтя, улёгся на покой, девушка вышла из избы и, поражённая чудной красотою ночи, долго сидела на завалинке, мечтами переносясь к далёкой от неё матери и обоим братьям, родному и названому. Она невольно тосковала по ним, сердце болело от неизвестности.
"Господи, помоги мне всё так устроить, чтобы я могла перевезти сюда свою матушку и смело открыться братьям!"
Тёплая летняя ночь охватила её.
Она сознавала, что какое-то странное чувство, кроме родственного, к Василько проникло в её сердце. Ей нравился этот простодушный дружинник, благодаря ей успевший свидеться с умирающим отцом. О, как отрадно было бы Марине открыться в эту минуту Василько! Но она этого не сделала: её удержал ложный стыд. Но теперь, когда он и Фока так далеко от неё, когда стрела лукавых новгородцев каждую минуту могла сразить их обоих, девушка считала себя виноватой в том, что она раньше им не открылась.
"Даже сам князь не знает моего обмана! А это великий грех перед Богом и перед ним! Притворяться я больше не могу! Я должна завтра же открыться князю!"
И, успокоенная своим решением, Марина вернулась в избу, усердно помолилась и заснула.
"Утро вечера мудренее", - говорит пословица…
Чуть свет на княжий двор прискакал усталый гонец. Полусонный страж с изумлением посмотрел на него.
– С вестями к князю!
– прохрипел посланный торопливо, сваливаясь с лошади.
– Постой, брат! Нужно разбудить княжего отрока!
– и страж рукоятью бердыша [56] постучал в дверь, за которой спала Марина.
56
Бердыш - топор с лезвием в виде полумесяца.
Девушка испуганно вскочила.
– Гонец до князя!
– крикнул из-за двери ей стражник.
– Пусть пождёт!..
Накинув на себя кафтан, Марина побежала к князю.
Он уже проснулся и стоял на молитве. Тревожно сдвинулись брови князя.
– Позови сюда гонца!
Тот не замедлил явиться.
– Откуда?..
– Из твоей рати, княже!
– и, не дожидаясь дальнейших расспросов, продолжал: - Князь Роман прошёл в Новгород [57] другим путём… Ему в подмогу идёт дружина и; Киева. Боярин Семён Кучкович и мечник твой Михно послали тебя спросить, что делать?..
57
…Князь Роман прошёл в Новгород…– Новгородский князь Роман Мстиславич зимой 1170 г. на четвёртый день осады Новгорода коалицией Андрея Юрьевича сделал вылазку и одержал полную победу.
На минуту Андрей задумался. Он пристально посмотрел на гонца и степенно промолвил:
– Пусть отступят!.. После я дам приказание…
Гонец тотчас же умчался обратно, а князь велел некоторым из своих отроков, в том числе и Марине, готовиться к отъезду.
– Ступай, Игорь, в Рязань! А ты, Савелий, в Муромград!.. Проси князей от имени моего идти со мною на Мстислава! Ты, Олекса, скачи к половцам…
И князь разослал своих отроков к союзным князьям, прося их соединиться с ним, чтобы идти на общего врага. Любимый княжий отрок Максим был послан в Переяславль к брату Андрея Глебу [58] . С новгород-северскими князьями Андрей уже давно вёл переговоры об этом. Они были готовы прийти к нему на помощь.
58
…к брату Андрея Глебу…– Глеб Юрьевич (1127-1171) - князь каневский, затем переяславский, в 1169-1171 гг.
– великий князь Киевский.