Андрей Боголюбский
Шрифт:
По всем улицам медленно шли и ехали люди. Щелкали кнутами возницы. На площади перед собором уже собралась толпа. Народ всё прибывал. В окнах смежных с собором башен терема и владычных сеней загорелся свет. На западе, за тонкой гребёнкой леса, стали гаснуть малиновые полосы. Появилась одна бледная звёздочка, за нею робко засветилась другая, третья…
Всю ночь в соборе пылали сотни восковых свечей. Стоявшие в дверях дружинники небольшими группами пускали людей внутрь.
Алёшка добрался до заветной двери перед самым рассветом. Когда стоял в толпе - слипались глаза, а переступил порог - сон и усталость словно рукой сняло.
– Мастер, посмотри, вон сделанная нами риза…
– Тише, Алёшка, тише!
–
– Нельзя, Алёшка, разговаривать в храме.
Алёшка смотрел вокруг с гордо поднятой головой - ведь здесь частица и его труда! Никогда не думал он, что такую красоту способны сотворить человеческие руки.
Шесть стройных столбов легко несут широкие своды. Стены покрыты цветным ковром росписей. Драгоценными византийскими и персидскими тканями украшена алтарная преграда. Под ногами, отражая блики свечей, сверкает пол из цветных майоликовых [92] плиток. Толпа людей шла через средний поперечный проход меж столбами и смотрела на вытканные золотом и серебром полотнища византийской парчи, вывешенные по сторонам на шёлковых верёвках. Алёшка изумлённо рассматривал сверкавшие драгоценными камнями золотые и серебряные сосуды и суровые фигуры святых на стенах.
92
Майолика - изделие из обожжённой глины, покрытое глазурью.
Когда он с Николаем вышел на площадь, здесь всё ещё толпился народ. Горожане не хотели расходиться, тихо беседовали между собою, словно чего-то ожидали. Взошло солнце и своим первым лучом позолотило купола собора.
ГЛАВА IV
1
По свежему, выпавшему за ночь снегу к княжескому терему подкатили епископские сани. У ворот застыли два отрока. Поддерживаемый чернецами, из саней вышел Леонтий. Ступил не на снег, а на ковёр, выстланный от крыльца терема за ворота. Леонтий шёл не спеша, хмурился, опираясь на кипарисовый посох, тот самый, которым ударил бунтовщика в Ростове. Чудом он тогда спасся. Князь-то должен был бы покарать ростовчан, а он сделал вид, что ничего не знает. Это для того, чтобы он, Леонтий, переехал во Владимир… Епископ остановился и посмотрел на недавно построенный собор.
– Собор-то, может быть, и хорош, но не иметь Владимиру своего епископа!
– стукнул Леонтий посохом.
Князь увидел его в окно.
– Подай золотую цепь да меч святого Бориса, - сказал он своему ключнику Амбалу.
– Нужно встретить грека как должно. Пусть вспомнит, что и на Руси есть свои святыни.
Отрок-дружинник открыл обитую алым сукном дверь, поклонился до земли:
– Дозволь, княже, допустить отца Леонтия!
В палату Леонтий вошёл медленно, скрестив руки на груди, низко опустив голову. Расчёсанные и смазанные маслом волосы кольцами ниспадали на плечи. Повернувшись, он перекрестился трижды на иконы, прошёл в красный угол палаты и сел под мерцающими огоньками лампад и свечей.
– Князь, люди твои в Ростове Великом чинят обиду своему духовному отцу!
Князь знал, что ростовчане прогнали Леонтия. Ответил он не спеша, стараясь придать своему голосу покорность и смирение:
– Прости их, владыко, неразумных! Не знают они, что творят. По скудости ума своего думали, что ты повинен в гладе. Говорят, хлеб ты у них скупил и продал на Волгу.
Леонтий опустил голову, хотел что-то сказать, но удержался.
– Во Владимире, рядом с князем, епископу было бы жить лучше.
– Воля патриарха нашего, чтобы епископская кафедра была не во Владимире, а в Ростове Великом, - возразил Леонтий.
Андрей понял, что Леонтий против него. Он не даст согласия иметь во Владимире кафедру. Разговор шёл вокруг да около. Князь и епископ словно на поединке прощупывали друг у друга слабые места.
Андрею не хотелось заговорить первым о соборе, который был построен русскими мастерами без греков, в отсутствие Леонтия.
– В Ростове Великом сгорели все церкви, пока я был в отъезде, - сказал Леонтий.
Андрей пригорюнился, тяжело вздохнул.
– Уж я слышал, отец!
– с сожалением покачал он головой.
– Вспылил на мирских людей, думал, кто из моих отроков, а это, сказывал мне Кучкович, монах во хмелю уронил свечку. Негоже чернецам упиваться винным зелием… Твои монахи сжигают храмы, а я со своими мирскими людьми их строю.
Епископ Леонтий помолчал, постукивая длинными пальцами по столу.
– Яким Кучкович… - повторил он задумчиво. Оправив на груди крест, Леонтий поднялся с лавки.
– Князь, патриарх константинопольский хвалит твоё усердие в строительстве новых каменных храмов, но многие удивлены, что в этом деле не положился ты на испытанную премудрость многоопытных эллинских зодчих. Всему миру известно их мастерство, и все земные владыки считают за честь заполучить их к себе. Один ты пренебрёг…
Князь Андрей улыбнулся:
– Ты прав, отец. Слава греческих мастеров облетела все земли, и я не пренебрёг ими. Только я подумал: всё греки да греки, - пусть и русские попробуют себя в искусстве каменного строения. И не ошибся. Многие из владимирцев - искусные мастера. Видел собор Успения Богородицы?
Епископ Леонтий поднял глаза кверху, медленно перекрестился и вздохнул:
– Как бы Бог не наказал тебя, князь, за гордыню! Развалятся соборы, сделанные руками твоих язычников. Тогда останется на земле память о тебе, как о гордеце неразумном…
Поздно ночью Андрей пригласил Фёдора в свою опочивальню:
– Я всё ждал, что епископ Леонтий меня поймёт. Будет мне помощником, разъяснит людям, что Богородица возлюбила Владимир больше всех иных градов. Теперь ведомо мне, что Леонтий против Владимира.
Фёдор сидел нахмурившись. Видно было, что он разделяет негодование князя.
– Греки, княже, много сотворили нам добра, но теперь времена изменились. О Леонтии ты не сожалей. Не нужен он тебе. Хорошо книжную премудрость разумеющие епископы к нам не едут. Зачем они потащатся за тридевять земель в далёкую Русь, когда им и на родине найдётся место! Едут какие поплоше, вроде Леонтия… - Фёдор опустился перед князем на колени ц прижал к груди руку: - Прости меня, князь, позволь молвить слово! Не грека нужно во Владимир епископом, а своего, русского.
– Этого, Фёдор, не разрешит царьградский патриарх.
– Разреши, княже, я в Царьград съезжу. Встречусь с патриаршими людьми, отвезу вклад в Софию. Хоть Грамоты греческой и не разумею, а договорюсь. Сказывают, что с подарками там многого достичь можно.
Покусывая рыжеватую бороду, Андрей пристально посмотрел на Фёдора:
– Об этом нужно подумать.
2
Алёшка крепко подружился с сыном бочара Никитой, молодым каменщиком, который спас его от рук боярского тиуна Якова. Зимой они катались с крутого берега Клязьмы на рогожке, играли в снежки. Алексей привык к весёлому, озорному парню, умевшему высмеять и толстого купца, и высокого, тощего дворского, злого нелюдима, следившего за работами на княжеском дворе.