Андрей Боголюбский
Шрифт:
Около Волжских ворот его окликнули:
– Эй, хлопец, что без дела стоишь! Подсоби…
Неподалёку от него стоял мужик в длинной холщовой рубахе, перевязанной лыковой верёвкой. Он, кряхтя, поднимал большую корзину, сплетённую из ивовых веток.
– Подсоби, мил человек, поднять на плечо! Гора-то крутая, притомился.
Алексей помог поднять корзину, доверху гружённую серебристой рыбой. Наклонившись вперёд, мужик крякнул и уставил корзину поудобней.
– Ты чей будешь-то - владимирский али приезжий?
–
– Что-то я тебя не примечал…
Покачиваясь на крепких, обутых в лапти ногах, рыбак начал медленно подниматься в гору.
Мимо Алексея в ту и в другую сторону, вверх и вниз сновали люди. Обрывки русской речи мешались с непонятным языком булгар, иногда можно было слышать гортанные выкрики людей в каких-то странных, нерусских нарядах. В горячем, нагретом солнцем воздухе пахло кожами, откуда-то несло ароматом мёда, тянуло подвальной прелью подгнивших овощей. Прямо на земле, в овощном ряду, высились груды свежей, сохранённой в подвалах капусты и репы. По соседству с овощами целый ряд был занят воском и мёдом.
С трудом Алексей пробрался в другой конец торга. Здесь продавали заморские товары. На расстеленных на земле коврах сидели, поджав под себя ноги, персы. В украшенных кольцами руках струился шёлк. Дорогие бархаты-аксамиты лежали на ковре свёрнутыми в штуки. В стороне от всех торговали своим товаром котельники и кузнецы.
Алексей хотел пройти к мастеру Николаю, который продавал сковороды и топоры, но его потянула за рукав какая-то женщина.
– Здравствуй!..
– сказала она нараспев, заглядывая ему в лицо улыбающимися глазами.
– Али не узнал?
Алексей смотрел на неё и не мог вспомнить.
– Милай, - продолжала она, всё улыбаясь, - на Москве я раньше жила, а теперь вот скоро год, как за рыбака замуж вышла. Это ты моему мужу корзину помог поднять.
Алексей узнал вдову-московлянку, которая обогрела его, замерзающего.
– Это ты жила там, у Москвы, на речке Синичке?
– Да, я.
– В твоём доме ночевал?
– В моём, парень. Али запамятовал?
– Ну, прости, сразу не признал. Благодарен я тебе на всю жизнь! Не пустила бы в дом - замёрз.
Алексей вспомнил: там же, у неё, он встретил ворогов князя Андрея.
– А ты бояр, что в ту же ночь у тебя останавливались, так и не встречала? Не были они у тебя?
– Как же, видела, и тоже признала.
– Где? Когда?
– Здесь, во Владимире, нынче. Только подойти побоялась к нарочитому мужу. Ещё огреет плетью…
Алексей схватил её за руку:
– Иди покажи! Может быть, мы его ещё застанем.
– Что это он вам сдался? Воин этот, друг твой, тоже о нём спрашивал. Теперь ты…
Алексей на мгновенье умолк.
– Вещь он потерял, - запинаясь, сказал он, - засапожный нож. Так вот, я хочу его возвратить.
На торгу, где продавали заморские товары, покупал у перса шёлк боярин Иван Кучкович.
– Этот, - сказала московлянка Алексею.
– А другого, который был с ним, я не приметила.
Оставив женщину, Алексей подошёл к боярину ближе, посмотрел сбоку: сомнений не было - Иван Кучкович. Широкий нос, серые водянистые глаза, слегка курчавящиеся волосы. Боярин почувствовал на себе пристальный взгляд и повернулся:
– Что глаза таращишь, холоп?
Алексей посмотрел на него с насмешкой, ответил спокойно:
– Это верно, боярин. Только холоп-то не твой, а князя Андрея Юрьевича. Ты расскажи лучше, как битому Мстиславу Изяславичу служил!
Боярин побледнел, правой рукой дёрнулся к мечу.
– Слуги, вяжите обидчика!
– крикнул он срывающимся голосом.
– Бесчестье нанёс… нарочитого мужа обвинил в измене! Это мой беглый…
Несколько боярских слуг бросились к Алексею, но он не дался. Одного отшвырнул в сторону, другого мужика свалил ударом ноги. Вокруг собрались любопытные.
– Люди, наших владимирцев боярские холопы обижают!..
– закричал кто-то из горожан.
Владимирцы рады были случаю завязать драку с боярской челядью:
– Бей их!
Боярина связали и бросили в то самое узилище на епископском дворе, где сидел когда-то дед Кузьма.
Князь Андрей приехал из Боголюбова и сам хотел послушать воровские речи изменника. Допрашивали боярина тайно. Ни Яким, ни Амбал, ни Пётр Замятнич ничего не знали. Мутно поглядывая то на мечника, то на палачей, Кучкович молчал. Сквозь разорванный шёлк рубахи виднелось тело, всё в синяках и ссадинах.
Высокий дьяк посмотрел на сидевшего в стороне князя.
– Тут одна московлянка сказывает, - начал он допрос, - что ты был у неё в ту ночь в доме, неподалёку от Москвы. Верно, боярин? Кучкович кивнул.
– А с кем ты там был, не припомнишь? Боярин ответил, сухо кашлянув:
– Нет, не припомню.
– Может, с братом со своим, боярином Якимом?
– Нет, был со своим слугой. Да что вы… Я зла против князя не мыслил.
– Добро, боярин, говоришь, да не добро делаешь! Вот другой человек, княжой мастер, сказывает, что слышал твои воровские речи. Бранили вы князя. Собирались бежать в Киев, поведать князю Мстиславу Изяславичу о ратной силе владимирцев. Правду молвит княжой мастер?
Кучкович со злобой посмотрел на Алексея, дёрнулся.
– Врёт он!.. Князь, - обернулся Кучкович к Андрею, - почто слушаешь лживого холопа? Бесчестишь ты меня и весь род наш! Не доброе творишь! Окружил себя холопами, им веришь, а мужа нарочитого винишь во лжи…
Дьяк продолжал расспрос:
– А где ты был, боярин, в то время когда войско наше осадило Мстислава Изяславича и взяло копьём Киев?
– У себя на вотчине, лежал хворый. Прокопий обратился к князю:
– Позволь, княже, спросить боярина. Андрей разрешил.