Андрей Боголюбский
Шрифт:
Бояре молчали. Слышно было, как затихли деревья и на тесовую крышу пролились тяжёлые капли дождя. Пётр сел, распахнул кафтан.
– Ну, кто ещё?
– спросил Яким, желая нарушить тягостную тишину.
– Говорите, говорите! Может, мы не правы… Мы связаны с вами одной обидой.
Пётр опять поднялся:
– Бояре, я убью сегодня ночью самовластца! Грех сей беру на себя, а вас прошу молить за меня Богородицу!
Бояре переглянулись изумлённо:
– Безлепицу молвишь, Пётр, - какой грех! Или мы, или он… Другого нет…
Несмотря
Пётр закрыл ей рот ладонью:
– Иди спать! Не твоего ума дело. Да не вздумай у меня пикнуть!
– Сильным и ловким движением руки он отстранил её с дороги.
7
Мечник Прокопий сторожил Боголюбовский замок с несколькими отроками из княжой дружины. Вечером, после молитвы, князь вызвал его к себе:
– Никого во двор не впускать! Если услышишь что нехорошее, буди меня. Да приходи сам, дружинников не посылай.
Прокопий поклонился.
Приближалась гроза, вдали, синие и голубые, полыхали зарницы. На дворе ветер перегонял сор по каменным белым плитам. Двое дружинников на круглом точиле у самой башни острили мечи. Стачиваемая песчаником сталь визжала и лязгала. Прокопий передал им повеление князя, а сам прошёл к воротам. Крепкие, окованные железом створы заперты, дружинники на своих местах.
– Погода-то, мечник!- сказал один из воинов.
– Не иначе, как к буре. Недаром ласточки не находили себе места, носились над двором, словно стрелы…
Ноющая боль появилась во всём теле, когда Прокопий поднялся по башенной лестнице наверх, на переходы дворца. Суставы перед дождём у него болели и раньше. Ночи, проведённые на сырой земле и на снегу, не прошли бесследно. Но сейчас боль была какая-то особенная, пронзительная. Прокопию хотелось прилечь…
Сидя за сосновым, чисто выскобленным столом, он хотел что-то вспомнить. А, да… боль… Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Стал стар. Поседел на княжой службе. Вон у Алексея и жена и дочь. Хорошо жить вместе! Арина - добрая жена. Это хорошо - жить, когда есть люди, о которых нужно заботиться. А разве он не провёл всю жизнь свою в заботах? Заботился о князе, о городе, о всей земле Русской… Трудился, трудился в делах ратных, а гнезда своего так и не свил, прожил, как барсук.
Прокопий испил ковшик воды, положил голову на попону:
– Уф, как душно…
Вечер не принёс прохлады; кажется, усилилась жара и воздух стал ещё удушливее. В отворённое окно доносился терпкий запах цветов и трав. Прокопий расстегнул ворот рубахи….
…Проснулся он от какого-то тяжёлого сна. Что видел - вспомнить не мог. Свесив ноги, протёр глаза, не сразу сообразил, где он. Вспомнив строгий наказ князя, вышел во двор. За воротами протяжно шумели высокие деревья с чёрными шапками грачиных гнёзд. Напитанные водой тучи зловещим пологом закрывали полнеба. Ветер гнал их в сторону Владимира. Редко-редко мелькнёт в просвет одинокая звёздочка, и её затянет.
Прокопий подошёл к стоявшему посреди двора навесу над большой каменной чашей. Он хотел ополоснуть лицо студёной водой, но неожиданно от ворот донёсся шум. Не добежав и половины пути, услышал, как заскрипели кованые петли створ и по каменным плитам процокали копыта всадников. «Что же они?
– мелькнуло у него в голове.
– Князь ведь не велел никого впускать без его спросу…»
Тёмные тени всадников отделились от ворот.
– Эй, что за люди?
– крикнул Прокопий, устремляясь навстречу.
Ответил голос боярина Якима Кучковича:
– А, это ты, Прокопий! Нам тебя и нужно! Угрозу услышал мечник в негромкой речи боярина.
Он выдернул меч, хотел крикнуть… Из мглы выросла тёмная масса, похожая на конскую грудь, на мгновение Прокопий увидел оскаленные зубы и клочья конской пены. Он поднял вперёд руки, почувствовал, что конь перед ним взвился на дыбы, а сверху, от лба к подбородку, ударили острым. Роняя меч, Прокопий опустился на колени. Перед глазами словно вспыхнула ослепительная звезда.
Раскинув руки, Прокопий остался лежать на белых плитах, а конские копыта процокали дальше.
8
Когда Яким, Пётр и Амбал подъехали к Боголюбову, воротники не хотели их пускать.
– Это я, отворите, - сказал Яким Кучкович. Воротники посовещались. Они узнали Кучковича.
Им было известно, что он живёт здесь, в замке. Яким пригрозил:
– Отворите! Ума лишились, что ли!
– Нет, боярин, князь не велел… Чувствовалось, что сторожа растеряны.
Один из отроков вышел. Пётр ударил его мечом по голове. В темноте срубили второго воротника и створы распахнули. Когда въехали во двор, Акима трясло мелкой дрожью.
Убили Прокопия; вместо того чтобы подняться по башенной лестнице к ложнице князя, все пошли к медуше. В одной из бочек выбили дно, начали черпать вино кто шлемом, кто пригоршнями. Яким пил вместе со всеми, но хмель его не брал. От каждого выпитого глотка шумело в голове.
– Бояре, что же мы делаем… - сказал Пётр, остановившись.
– Разве за этим мы шли сюда?
– Пётр вытащил меч.
– Ну, кто со мною?
Все молчали. Пётр побледнел:
– Значит, я один?
Перехватив взгляд двух бояр, он кивнул им головой:
– Пошли!
Спотыкаясь о крутые ступеньки, Пётр поднялся по башенной лестнице. За ним пошли остальные. По переходу прошли во дворец. Дверь в ложницу князя оказалась запертой.
– Господине, господине, - сказал Пётр, толкаясь в дверь.