Андрей Рублев
Шрифт:
Василий, взойдя на амвон, всматривался в иконы, надолго задержался перед Нерукотворным Спасом. Потом, подойдя к Хороброму, восторженно сказал:
– Воистину великая лепость. – Обратившись к игумену, спросил: – Сказывали, сотворена твоими изографами?
– Благословлены Господом на сию лепость.
– Покажи нам сотворителей.
Игумен торопливо покинул храм. Князья, ходя по храму, рассматривали настенную роспись. Василий был взволнован. Его лицо освещала радостная улыбка. Князь Хоробрый
– Что я тебе говорил? Не верил? А теперь воочию убедился, что сами можем творить лепость.
– Хорошо! Зело хорошо!
Вскоре в храм вернулся игумен в сопровождении Даниила Черного и Андрея Рублева. Живописцы были взволнованны. Василий, подойдя к Даниилу, спросил:
– Помнишь меня, отец?
Даниил молча кивнул.
– Немало годков миновало, как видался с тобой. Как житье правишь?
– По Божьей воле.
– Укажи свои иконы. Богоматерь, кажись, твоей кисти?
– Писал их вместе с Андреем. Общие они у нас.
Василий, присмотревшись к Андрею, сказал:
– Тебя я где-то видал. Подскажи.
– Так оно и есть, княже. В тот год, когда с матушкой княгиней пребывал в женской обители.
– Верно. Еще мальцом был, а все же запомнил тебя. По глазам запомнил, смелости в них вдосталь. Слышишь, Владимир? Корите меня, что на память слаб, а выходит, и я памятлив. Звать-то тебя как?
– Андреем.
– Матушка хвалила писанный тобой образ Христа. Где он в сию пору?
– У Троицы, в покое игумена Никона.
– Образ Нерукотворного Спаса тоже оба творили?
– Мной писан, – смущенно сказал Андрей.
– Такой же для меня сотвори, да в самой скорости. Достойны лицезрения образа ваши. Места мало для них на преграде.
– Вот и разумею, что надобно глухой преградой отделять храм от алтаря. Тогда на его просторе много икон уместится. По ярусам их можно ставить, – сказал смущенно Андрей.
– Повтори сказанное, – попросил Хоробрый.
– Преграда должна быть глухой. На ней для икон изладить четыре яруса.
– А дозволительно ли сие? – спросил озадаченный Василий. – Что скажешь, отец Александр?
– Давно слышал о сем от Андрея. Разумею, невиданное новшество.
– Митрополиту о сем сказывал?
– Не посмел, княже. Сам знаешь, каков владыка Киприан.
– Окажи милость, княже, поговори о сказанном с митрополитом, – взволнованно сказал Андрей. – А может, и своей волей сотворишь иконостас в новом Благовещенском соборе. Великая лепость будет в храме от иконостаса. Замысел мой без греховности.
– Подумаю. Всенепременно о сем подумаю, – ответил Василий, прищуривая глаза, что делал, когда хотел что-то запомнить. Не отводя взгляда с Андрея, спросил: – Говоришь, надобно
– Истинно понял. Только, ежели митрополит осерчает на мой замысел, сделай милость, заступись.
– Думаешь, может осерчать?
– Кто его знает.
– Ладно. Только и ты все по-доброму обмозгуй, чтобы неладное не сотворить. Я в церковных делах темен, потому о сем забота митрополита.
Походив по храму в задумчивости, Василий вновь поднялся на амвон и приложился к иконе Нерукотворного Спаса.
– Не позабудь, Андрей, про мою просьбу. Сказываю вам спасибо за повиданную нами лепость. Береги мастеров, отец Александр.
Когда Василий, Хоробрый и игумен покинули храм, Даниил, недовольно нахмурившись, упрекнул Андрея:
– Не утерпел? И князьям поведал о своем замысле? А ежели они неправильно его поняли?
– А чего в молвленном непонятного? Василий-то княжеством правит, так неужли не поймет такой простоты?
– Ты о митрополите помни. Видал, как игумен в лице изменился, когда ты с князем беседовал? Игумен знает, каков по нраву митрополит.
– Мне и самому стало страшно, когда все сказал князю.
– Что-то будет? Одна над'eжа: среди забот князья позабудут о беседе с тобой.
– Забудут, так сызнова напомню.
– Ох, Андрей, одно беспокойство с тобой. Все-то норовишь на показе быть, а ведь сие не всегда надобно. В скромности пребывать спокойнее. Наживешь ты беду на свою голову из-за дерзновенных замыслов.
– Не пужай, потому много раз по-всякому пуганный.
4
Порывы ветра переметают по улицам и переулкам Москвы осеннюю листву. Шуршит она под ногами.
Торопятся в Кремль Андрей с Даниилом. Вчера вечером монах, ходок из Чудова монастыря, появившись в Спасе на Яузе, передал игумену наказ митрополита Киприана, чтобы Андрей Рублев явился завтра к полудню в Кремль во владычные покои. Игумен, призвав Андрея, сообщил о вызове. Андрей, вернувшись в келью, поделился новостью с Даниилом, а тот, по обыкновению, расстроился до слез.
Ночь оба скоротали с беспокойными сновидениями. Утром после трапезы монах принес Андрею новый подрясник. Подождал, когда Андрей его примерит. Оставшись доволен видом Андрея, монах, уходя, напомнил, чтобы тот перед выходом в Москву повидал игумена Александра.
Отстояв раннюю обедню, Андрей зашел к игумену, который начал поучать, как вести себя перед митрополитом, а главное – смиренно слушать владыку и не перечить ему ни единым словом. Наставления разволновали Андрея. Чтобы успокоить себя и собраться с мыслями, он прилег на лежанку. Встав, сказал Даниилу: