Андрейка
Шрифт:
– Посиди-ка, Андрюха, здесь... Схожу в разведку.
– Я тоже с тобой в разведку.
Заходим с подветренной стороны, все не так будет слышно. Крадемся по мари до перелеска. Теперь ясно видно, что это глухарь сидит, головой крутит.
– Посиди здесь, - шепнул Андрею.
Кивает.
Снял мешок, стелюсь по мху между деревьями, глаз не спускаю. Повернет в мою сторону голову - замру. Хорошо, что на мне серый суконный костюм под мох.
Подобрался, шагов семьдесят осталось, ну, думаю, еще метров десять. Только хотел подтянуться - упал глухарь на крыло, сверкнул вороненым с белым промежком хвостом и растаял.
Андрей уж тут.
– Видел, дед, какой красноглазый, с меня будет!
Лежу. Стрелять надо было! Вот всегда так, зачем эти десять метров?
– Такое раз в жизни бывает.
– И хуже бывает, - замечает Андрей.
– А ты откуда знаешь?
– Талип говорил, хуже разлуки не бывает...
– Давай, Андрюха, ночлег готовить.
Метрах в тридцати за поляной бугор, подходим - вроде скрада, в зарослях смотровая щель, на блиндаж похожа. Сверху лиственница растет, заглянул - сбоку проход в серой траве чернеет.
Разгреб траву - бревна, позеленели от времени. Сгибаюсь в три погибели, заглядываю вовнутрь. Из смотровой щели отсвечивает в три бревна сруб - настил из колотых плах на подкладках, пощупал - сухо, как на ладони, и дерево, на котором сидел глухарь, во весь рост стоит.
"Глухариный ток, - подумал, - а что, место подходящее". Вылез, попрыгал на "блиндаже".
– Зачем это ты, дед?
– На всякий случай испытать, а то, как мышей, прихлопнет. Теперь влезай в нору.
– Здорово, дед, придумал!
– Ток здесь, Андрей, на поляне - глухари свадьбу водят, пируют, сражаются. Бывает и водой размоет или еще какая беда выгонит, все равно соберутся токовать на это же место. Мой дед рассказывал - на ток за дичью ходили, как к себе в погреб, сколько надо, столько и приносят. Но дело не в дичи, Андрюха, зрелище красивое. Это надо видеть.
– Ну, давай посмотрим.
– Не спеши, в этом деле горячиться нельзя. Вначале поужинаем, оборудуем ночлег, а то в этом блиндаже замерзнем.
– Не замерзнем, я же с тобой, кострить будем.
– Отчаянный ты парень, это хорошо. Но костер жечь здесь нельзя. А то не прилетят. Придется подребезжать ночку.
– Я тоже буду дребезжать, на пару будет веселее.
– Ну, посмотрим, как получится. Пойдем.
Пришли на берег, развели костер.
– Чай пить будем, похлебка с глухариными потрохами улетела.
– С сухарями будем, не теряйся, Андрей. А вообще, Андрюха, если поработать хорошо, можно устроить Ташкент: сделать носилки, нагреть на костре камни и перетаскать их в скрадок.
Андрей поддержал мое предложение. Так и сделали. Поужинали, принесли горячие камни, укутали их травой, чтобы подольше тепло сохранили. Хорошенько заткнули входное отверстие - смотровую щель. Улеглись на настил, прижались друг к другу. Андрюха уже задает храпака и сказок не просил, уходился. А я все ворочаюсь. Прислушиваюсь. Птаха протарахтела ровно полночь. Где-то филин "шуба-шуба" выговаривает. Сквозь дрему слышу: или сучья потрескивают, или вода шумит, или ветер. Вроде бы и не было ветра. Вдруг, будто из малопульки, выстрелили - камень треснул. Перевернулся на живот, вынул из щели траву, потянуло свежестью.
Чиркнул по побледневшему небу метеорит. Но деревья еще не отошли от перелеска, слитно стоят.
Андрей раскидался - укрыл его. И враз зашумело, захлопало, даже вздрогнул. Потянулся, подставил ухо - только сердце стучит... Слышу: "щелк... щелк..." Где-то над головой. Он. И опять тишина, только вода на шиверах шумит. Опять "щелк, щелк, щелк" - снова пауза. И снова: "щелк..." Три раза - ни больше, ни меньше. Прошумело, и уже через ветки проглядывает черновина - на том самом дереве уселся. И тоже защелкал. Перекликается началась песня.
Снова шум, даже ветром обдало, и еще черновина, но уже отчетливо контур обозначился, и голова на длинной шее, как чайник. Трясу за плечо Андрея.
– Вставай! Только тихо, - шепчу ему на ухо.
– Ни слова.
– И показываю в оконце.
Головы ухо в ухо. Уже деревья промережились. Видно: глухарь вытянул шею, запел - "щелк, щелк, щелк..."
Раньше бывало, когда ходил на глухаря, как запоет - три прыжка к нему, перестал щелкать - стой как вкопанный, жди следующей погудки. Защелкал - еще три шага: когда поет, он не слышит и не видит, оттого и имя ему "глухарь"...
Но нам скрадывать не надо, птицы - рукой подать. Сидят, хохлятся, можно всех поснимать. Как заноют, стреляй нижнего, и так всех по очереди. Развиднелось. Глухари глазами лупают, словно красный светофор мигает.
Около самого окна копалуха распушила серые перья, вышагивает важно, как на параде, - рукой схватить можно.
Копалухи, в отличие от самцов глухарей, на ток не прилетают, а приходят пешком. Тянутся на ток серенькие, незаметные, под цвет прошлогодней хвои. Присядут - рядом пройдешь и не заметишь.
Андрей тоже впился пальцами мне в руку, когда прошла на поляну копалуха. И в ухо горячо задышал, думал - к нам зайдет.
Смотрим, на поляне уже две пары. Глухари, как кавалеры, в черных фраках, в поклоне перед дамами франтятся, ножкой шаркают. С дерева еще спрыгивают глухари, крыльев не раскрывают - пружинят на ногах, веером ставят хвосты, черные с белой пелериной, - и начинают водить хороводы, предварительно пригласив даму. Если дама возражает, вращая маленькой головой, подскакивает другой кавалер, затевается ссора. Вначале кавалеры друг другу кланяются, долго, вежливо, но видно, договориться не могут. И один другому закатывает пощечину - только перья трещат. Сходятся грудью, теснят друг друга за невидимую черту, кто оказался за поляной - отходит в сторону за кустик. Зато победитель, подняв голову, вздыбив перья, подпрыгивает вокруг дамы. Дама приседает, делает реверанс, и идут они парой, по кругу. Он с высоко поднятой головой. Его веерообразный хвост, словно длинный фрак, фалдами чертит землю. Она голову наклонит и будто вприсядку идет, плавно, величественно, и так пара за парой, одна наряднее другой, и выдумкам в танцах нет конца, и, веселые, опьяненные, прихлопывают они крыльями, будто ладошками.