Андриеш
Шрифт:
К моему, чудак, вранью!
Подтверди-ка, Андриеш!
Шуткою народ потешь,
Позабавней ври, дружок,
Будет польза, будет прок!
Помни, истина проста:
Ложь насмешке не чета!
А ко лжи — подход особый,
Дружит ложь с поганой злобой,
С ненавистью, с черным ядом,
Проживает с ними рядом!
Радости людской грозит!
Смех же эту ложь разит,
Ложь смеяться ох не любит!
Смех ее на месте губит!
Хлещет так,
Всё, что людям не в потребу!
Единит на свете всех
Человечий, звонкий смех!
Предрешен любой успех,
Если льется без помех
В дни страданий, в дни потех —
Звонкий, чистый, юный смех!
В мире от него тепло,
Гибнет ложь, а с нею — зло!
Уясни всё это, дядя,
На меня, Пэкалу, глядя!
Если даже на заре
Света нету на дворе,
Если днем — сплошная тьма,
Мрачно небо, как тюрьма, —
Если вечером и ночью
Видишь только тьму воочью,
Оттого, что всё черно —
Станет пусть тебе смешно!
Я смеюсь или молчу,
Мне весь мир — по нраву!
Людям души щекочу,
Веселясь на славу!
Дам-ка я тебе щелчок,
Это — сдача, пятачок,
С лжи твоей и клеветы,
Так что помни, помни ты:
Больше клеветать не вздумай,
С рожей не ходи угрюмой,
Лучше жителям земли
Шуткой сердце весели!»
Так друзья бредут во мглу,
Вдаль по черному селу,
Слева, справа от дорожки,
Из окна иль со двора
Вся в заплатанной одежке
Их встречает детвора.
Глазки малышей пусты,
В них веселье не искрится,
Но немалой красоты
Их замученные лица!
И непрочь они, пожалуй,
Увязаться за Пэкалой!
А Пэкала — озорник
Сел на посох в тот же миг
И подпрыгивать потешно
Стал на улице кромешной,
Созывает детвору,
Говорит: «Лошадка, тпру!
Что невеселы, ребята?
В том не тьма ли виновата?
Не смешно?
Вам темно?
Кто-то вас
Обманул?
Свет погас?
Ветр задул
Солнца свет?
Свет луны?
Жизни нет?
Дни темны?
Кто там лжет,
Что луна
В небосвод
Не взойдет, —
«Не должна!»
Тьма черна.
Ну, так что ж:
Это — ложь!
Черный царь
Эту хмарь
Напустил
На умы,
Черной тьмы
Что есть сил
Натворил, —
Но бессилен черный бес
Отменить лучи небес!
Только тьмой
Правит он.
Ну, так мой
Вот закон:
Кто не верит в эту
Кто не скован черным царством
Черный Царь своим коварством
Зла не причинит ему!
И захочет — так не сможет:
Он села не уничтожит,
Даже грома не пошлет
На неверящий народ,
Не содеет зла селу
В злопыхательском пылу,
Не сгустит ночную мглу:
Сам же спрячется в углу!
Мы не станем верить вздору.
Смех опасен людомору, —
Нынче, этим светлым днем,
Со злодеем бой начнем,
И на первых же порах
Смехом уничтожим страх!»
И тотчас же, для начала
Сев на посох свой, Пэкала
По дорожке поскакал,
Кучу глины отыскал.
Смотрит, смотрит детвора:
Знать, в новинку ей игра!
Для ребячьего народа
Небывалого урода
Стал Пэкала мастерить
И при этом говорить:
«Гей, ребята, в круг садитесь!
Этот, значит, славный витязь,
Косомордый, криворожий,
На столетний пень похожий,
Коль судить по всем приметам
Об уроде жутком этом,
По красе его бесспорной —
Черный Царь, владыка черный!
Велико, видать, владычество
Кривомордого величества!
И с такою же, с похожею
Рожей мерзкою, свиной,
Кружит брат его родной,
Мчит, помойки сокрушая,
Черный Вихрь, свинья большая…
На судьбину горько сетует,
Почитать его советует!»
Тут вошел Пэкала в роль.
Чем не царь? Чем не король?
Тоже славный, тоже гордый,
Тоже малость косомордый…
Тут, запрету вопреки,
Меж детей пошли смешки.
Все смеются над болваном,
Над корявым истуканом,
Улыбающимся гнусно
(Сделанным весьма искусно).
«А теперь, ребята, в путь!
Не изволите ль взглянуть
С нежностью благоговейной:
Этот экспонат музейный,
Светоч царственного рода,
Полупень, полуколода —
Царь морей, степей, полей,
То бишь Черный Дуралей!»
Всех от смеха прямо скрючило,
Хохот завладел детьми,
А Пэкала тут возьми,
По макушке стукни чучело:
«Злодей!
Разить
Людей,
Грозить
Не смей,
Ты, змей,
Пень безмозглый, обормот,
Вот тебе, скотина, вот!!!
И тебе-то поклоняться?»
На Пэкалу-святотатца