Андриеш
Шрифт:
«Он холодный… Да к тому же
Разве дело только в стуже?
Человек-то, мой дружок,
Прежде был четвероног,
Был лицом похож на нас —
Он двуногим стал сейчас,
По земле гуляет с рожей
На медвежью не похожей,
Шкура стала гладкой кожей, —
Словом, вовсе озверел.
Так-то, дорогой пострел…»
«Что-то, дедушка, не так:
Ты, как вижу я, чудак,
Ведь у зверя в нашем мире
Лап не две, а все четыре,
И ведь все
Ну, не все, а, скажем, многие —
Норовят разинуть пасть,
На двуногого напасть!»
«Никогда бы на двуногого
Не полез медведь из логова,
Если б люди и медведи
Жили мирно, как соседи,
Если б племена людишек
Не охотились на мишек…
Но тебя я не корю,
О тебе не говорю:
Ты за прочих не ответчик,
Сторожишь своих овечек,
И Лупар-то, твой дружок,
Тоже, чай, четвероног.
А теперь послушай, друг:
Если забредешь ты вдруг
В Желтый Дол, где племя наше
В огненной потопло каше,
Где сидит огонь в суглинке —
Помни, парень: посрединке
На четыре лапы стань,
Мчись — и на бегу горлань:
«Я дед Митря!.. Страшный дед!
У меня пощады нет:
Эй вы, черти, там, внизу:
Всем пупы поотгрызу!»
…Отдохнувший пастушок
Снова вышел на снежок,
Новый день слепяще светел.
Скоро Дед Мороза встретил.
«Ну, дружок, ступай за мной!
Здесь, в пещере ледяной,
Угощу тебя обедом —
Будешь помнить встречу с дедом!
Только я присвистну, друг,
И тотчас четыре братца,
Сыновья мои, примчатся,
Соберутся в тесный круг
Воеводы снежных вьюг,
Повелители буранов,
Полководцы ураганов,
И циклонов главари,—
С ними ты поговори!
Старший сын зовется Кривец,
Он упрямец и спесивец,
Хочет властно править сам;
Стоит Осени унылой
Разгуляться с полной силой
По равнинам и лесам,—
Насылает Кривец жадный
На дубравы и луга
Волны стужи беспощадной
И глубокие снега;
Белый саван полотняный
Расстилает всюду он,
Степи, рощи и поляны
Погружая в мертвый сон.
Балтарец — мой сын второй,
Он мосты умело строит
И хрустальною корой
Реки и озера кроет.
Одевает все пруды
Голубой бронею прочной
И наращивает льды
На поверхности воды
Непроточной и проточной.
Третий
Он художник и мудрец,
И рукою чудотворной
Ткет сверкающй ковер
На вершинах синих гор,
Обшивает хмурый бор
Кружевной тесьмой узорной
И парчою расписной,
И на каждой ветке черной
Нижет зернами отборный
Крупный жемчуг рассыпной.
Бродит по селеньям сонным,
Под покровом темноты
И пером посеребренным
Чертит на стекле оконном
Небывалые цветы.
Младший сын мой — Войошел,
Покровитель тех, кто смел,
Кто морозов не боится,
Кто зимою, словно птица,
На коньках, на лыжах мчится,
Разрумянясь на ветру,
Кто снимает снег руками
И кидается снежками,
Затевая поутру
Развеселую игру.
Так проворны все четыре,
Что никто не может в мире
Средь небесной, вольной шири
Их движенья увидать,
Только слышно в небе чистом,
Как летят они со свистом,
Ветру быстрому под стать!
Дед замолк — и во дворец
Вдруг ввалился молодец,
Великан широкобровый.
Это Кривец был суровый,
Властолюбец и гордец.
Сам он — белый, словно мельник,
Голос — будто вьюжный вой,
Борода торчит, как ельник,
В пышной пене снеговой.
Появился в то же время
Балтарец в хрустальном шлеме,
В белых сапогах крылатых,
В боевых зеркальных латах,
В меховом плаще до пят.
И звенел певучий голос,
Как по снегу санный полоз,
Как стозвучный смех ребят,
Что по речкам, по озерам
Всю-то зиму напролет
Бороздят скрипучий лед
Удивительным узором.
Третьим прибыл во дворец
Синеглазый Салтарец
Из далекого скитанья.
Живописцев лучший друг,
Он взмахнул руками вдруг,—
Каждый палец длинных рук —
Будто кисть для рисованья.
Небогата речь словами
И отрывисто звучит —
Словно дерево стучит
По ночам в окно ветвями.
А четвертым прилетел
Краснощекий Войошел.
Он силач неугомонный,
Вечно весел, вечно юн
И никем не превзойденный
Конькобежец и летун.
На холме, как перед боем,
Ждут велений старика
Неподвижным, ровным строем
Окрыленные войска:
Ураганы, Бури, Вьюги
Молча выстроились в ряд.