Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя
Шрифт:
В конечном итоге к тому моменту, когда Андропов вернулся в ЦК КПСС и вплотную приблизился к заветной цели — креслу генерального секретаря, Комитет государственной безопасности достиг пика своего могущества и численности кадровых и внештатных сотрудников. Как подсчитала в начале 90-х годов Евгения Альбац и другие российские публицисты «демократической» волны, в КГБ служило чуть более полумиллиона сотрудников, из которых 220 тысяч человек составляли пограничные войска. К этой огромной силе следует присовокупить десятки, а может быть, и сотни тысяч офицеров так называемого действующего резерва, сидевших в первых отделах предприятий, научных и учебных институтов, министерств, ведомств, «под крышей» газет, журналов, издательств, внешнеполитических и внешнеторговых учреждений, — одним словом, там, где имелся хоть какой-нибудь завалящий секрет. А поскольку в Советском Союзе почти каждая цифра или факт, научная разработка или иностранные газеты
Кроме чекистов-профессионалов, рассчитала Е. Альбац, на КГБ работало 2,9 миллиона «добровольных помощников», многие из которых, как, например, содержатели явочных квартир или наиболее активные агенты, получали некоторую денежную оплату их услуг. Как это принято во всем мире, штатные работники спецслужб вербовали агентов самыми разнообразными способами. Большинству внушали, что они должны доносить КГБ о всех сомнительных личностях, или высказываниях, или нарушениях режима секретности и т. д. Считалось, что члены партии и беспартийные таким образом должны выполнять свой гражданский долг. Многим помогали в карьере, в переходе на лучше оплачиваемую или интересную работу, разумеется, если новое место службы агента создавало дополнительные возможности в оперативной деятельности КГБ. Иных привлекали к сотрудничеству, поймав на каком-либо криминале или мелких правонарушениях.
Движения человеческой психики поистине неисповедимы! Когда я занял кабинет на руководящем этаже Лубянки, ко мне вдруг стали захаживать без приглашения и без выписывания по их заявкам строго оформлявшихся пропусков в здание КГБ некоторые мои старые знакомые по Совинформбюро, агентству печати «Новости» и другим журналистским и научным организациям. Они бывали «по своим» делам у ведущих их офицеров и генералов и оказались высокопоставленными агентами КГБ, которые хотели «представиться» новому помощнику председателя. Они явно не знали, что я никакого отношения к КГБ не имею, а являюсь формально работником Общего отдела ЦК КПСС. К моему удивлению, среди них были мои приятели и сослуживцы. Я знал, что многие из них регулярно работали с иностранными делегациями, выезжали с журналистскими заданиями за границу, пробивались с низших ступенек к высоким редакционным должностям и гонорарам. Бог им судья, да многие из них и смущались своей тайной ролью, говорили о ней сквозь зубы, как будто я обязательно должен был знать или интересоваться их скрытой жизнью. Но особенно поразила меня одна дама, которую я к тому времени знал лет двадцать, еще со времен Советского информбюро. Она была дочкой высокопоставленных родителей, ей не надо было подличать, чтобы пробиться в жизни. Таких «персон» при всех правителях страны запрещалось вербовать. Она «стучала», видимо, только для удовольствия и от собственного змеиного характера. Естественно, советская система ее очень высоко подняла, и до сих пор ее утомленное жизнью лицо мелькает иногда в каких-то тусовках…
Расширение поля деятельности и кадровых рядов в КГБ при Андропове проявилось и в том, что на спецслужбу пролился дождь генеральских звезд. Многие полковничьи должности стали генеральскими с соответственным звездным восхождением полковников, их занимавших. Даже во времена Сталина в конце победоносной Великой Отечественной войны не было столь щедрой раздачи генеральских званий, которую организовал Юрий Владимирович. Пользуясь хорошими отношениями с Брежневым и любовью вождя к звездам на погонах и на груди, Андропов часто подавал генсеку списки на возведение в генеральское звание. Особенно это коснулось внешней разведки. До Андропова работники ПГУ обижались на то, что в Главном разведывательном управлении Генштаба было значительно больше генеральских должностей при одинаковом примерно объеме закордонной работы. Юрий Владимирович этот недостаток исправил.
Андропов, который в течение первых десяти лет своей деятельности в КГБ негативно относился к погонам и звездам, получил сам, по настоянию Брежнева, сначала звание генерал-полковника, а затем и генерала армии. Такие же звезды легли на бесславные плечи Цинева, Цвигуна и, слава богу, единственного награжденного ими по достоинству начальника Главного управления погранвойск Героя Советского Союза генерала Вадима Александровича Матросова. Вадим Александрович был выдающимся пограничником, который прошел всю трудную пограничную службу от солдата, офицера-начальника погранзаставы до главнокомандующего погранвойсками.
Но рядом с ним за пару лет начальник секретариата председателя КГБ, бывший цековский аппаратчик-канцелярист, без расширения его функций и объема работы, превратился из полковника в генерал-лейтенанта. Еще один бывший чиновник из партаппарата, не нюхавший никогда «оперативного пороха», а промышлявший в секретариате КГБ доносами и интригами, также из полковника за два года
Андропов продолжил линию Серова, Шелепина и Семичастного на мобилизацию партийных и комсомольских работников в Комитет государственной безопасности. При этом те сотрудники спецслужб, которые считали себя профессионалами, проявляли большое недовольство таким методом пополнения их рядов и преимуществами, которые получали по сравнению с ними партийные и комсомольские функционеры.
Так, например, если партийный работник нижнего или среднего звена приходил по партийно-комсомольскому набору в органы безопасности, то получал сразу майорские или подполковничьи погоны и выслугу лет, по числу годов, проведенных им в райкоме или обкоме. В то же время молодые военные или гражданские лица, закончившие высшие и средние учебные заведения КГБ, получали только звания лейтенантов. Им требовалось 12–15 лет, чтобы в возрасте около тридцати пяти лет получить майорские погоны, а уж о звании подполковника или полковника приходилось только мечтать. А их молодые, до тридцати лет, партийно-комсомольские конкуренты, умевшие только говорить с трибун громкие речи и размахивать руками, призывая к движению вперед, к высотам коммунизма, сразу получали фору в должностном и «звездочном» продвижении. Если они оканчивали двухмесячные курсы по своей чекистской специальности, то начинали считать себя профессионалами, получали следующую должность и звездочку на погоны. После этого они еще активнее и злее начинали учить своих коллег и профессии, и политике…
А что же сам Андропов, также пришедший в КГБ по «партийному набору»? Был ли он профессионалом спецслужб или остался только партийным политиком, парторганизатором чекистских масс?
На этот счет есть разные точки зрения, причем диаметрально противоположные. Так, генерал Кеворков, на которого я уже ссылался, утверждает, что Юрий Владимирович отнюдь не был профессионалом спецслужб, а оставался в кресле председателя КГБ лишь политиком. Я не могу согласиться с таким утверждением, тем более что Вячеслав Кеворков в своей книге много страниц уделяет тому, как Юрий Владимирович тонко и совершенно профессионально учил генерала контрразведки, как надо вести тайный канал связи с Вилли Брандтом, и организовал это дело столь изощренно, словно с юношеских лет только и занимался что разведывательной деятельностью.
Полагаю, что и те генералы КГБ, кто в своих мемуарах отмечает уникальный, высочайший профессионализм разведчика и контрразведчика, организатора электронной и нелегальной разведок и антитеррористической группы «Зенит», упорного, но не жестокого борца с диссидентами Юрия Андропова, впадают в другую крайность. Истина, как и полагается, лежит где-то посредине. Андропов был и оставался в качестве председателя КГБ и члена высшего руководства партии политиком, которому равных в послесталинском Советском Союзе не было. И тот же Андропов, начиная со своих партизанских лет, через будапештские события, секретарство и руководство отделом социалистических стран в ЦК, а затем и деятельность во главе спецслужб, все время учился и самосовершенствовался как профессионал в весьма специфической сфере человеческой деятельности, которую иной раз называют в числе первых древнейших профессий.
Теперь, спустя два десятилетия после его смерти, можно легко подсчитывать его ошибки и как политика, и как профессионала спецслужб. Они стали историей, тесно переплетаются и составляют с ней единую ткань. Но в 70-х и в середине 80-х годов все это было не так очевидно. И виноват в них был не только он один, но и его товарищи по политбюро, члены триумвирата Андропов — Громыко — Устинов, руководители подразделений КГБ, которых он выбрал и которым полностью доверял. Среди этих последних я поставил бы на первое место в качестве главного источника фатальных ошибок Юрия Владимировича начальника его секретариата, а затем внешней разведки, ставшего впоследствии заместителем председателя и председателем КГБ Владимира Александровича Крючкова. Несколько ниже я подробнее поясню эту мысль. А сейчас только напомню оценку бесспорным и обладающим энциклопедическими знаниями и опытом в сфере тайных войн крупнейшим профессионалом спецслужб генералом Судоплатовым деятельности, в частности, простого канцеляриста Крючкова, воздевшего на свои плечи тяжелые погоны генерала армии. Я полностью с ним согласен и пришел к такой же оценке независимо от признанного патриарха советской госбезопасности: «Феномен ГКЧП явился результатом того, что на этапе исторического перелома органы госбезопасности, силовые структуры возглавлялись людьми, не прошедшими настоящей школы политической деятельности, не приученными принимать самостоятельно ответственные решения. Почти все гэкачеписты, будто специально отобранные Горбачевым на роль опереточных путчистов, пришли на высокие должности из помощников и референтов, из категории аппаратных руководителей. В руководстве КГБ появился Крючков, введенный в политическую игру лично Горбачевым. Возможно, этого требовали обстоятельства».