Ангел для сестры

Пиколт Джоди Линн

– Кейт, что это? – спросила я.

Изогнувшись, она посмотрела на свое бедро.

– Ударилась, наверное.

Уже пять лет у Кейт была ремиссия. Сначала, когда оказалось, что переливание крови от пуповины помогло, я все время ждала, что ее диагноз окажется ошибкой.

Когда Кейт жаловалась, что у нее болят ноги, я неслась с ней к доктору Шансу, уверенная, что боль – признак рецидива, а оказывалось, что ей стали малы кроссовки. Когда она падала и получала царапины, прежде всего проверяла, сворачивается ли кровь.

Синяк появляется

из-за кровотечения в подкожной ткани, обычно – но не всегда – в результате травмы.

Я говорила, что прошло уже целых пять лет?

В комнату заглянула Анна.

– Папа говорит, что подъехала первая машина и пусть Кейт спускается, одетая хоть в мешок. А что такое мешок?

Кейт натянула через голову платье, одернула подол и потерла синяк.

– Вот так, – сказала она.

Внизу ждали двадцать пять второклассников, торт в форме единорога и студент, которого наняли, чтобы он делал мечи, медведей и короны из длинных надувных шариков. Кейт открывала подарки: блестящие бусы, набор для рукоделия, разные принадлежности для Барби. Самую большую коробку она оставила напоследок – ту, которую подарили мы с Брайаном. В стеклянном аквариуме плавала золотая рыбка с роскошным хвостом.

Кейт всегда хотела какое-то живое существо. Но у Брайана аллергия на кошек, а собаки требуют много внимания. Поэтому мы пришли к такому решению. Кейт была на седьмом небе. Она носилась с рыбкой до конца праздника. Она назвала ее Геркулес.

Когда мы убирали после праздника, я поймала себя на том, что наблюдаю за золотой рыбкой. Блестящая, как монета, она плавала кругами, счастливая в своем заточении.

Понадобилось тридцать секунд, чтобы понять: все планы, которые я самонадеянно записывала в календарь, рушатся. Понадобилось шестьдесят секунд, чтобы понять: как бы я себя ни обманывала, жизнь моя не была такой, как у всех.

Обычный анализ костного мозга, запланированный задолго до того, как я увидела синяк, выявил патогенные промиелоциты. Анализ полимеразной цепной реакции, который позволяет изучить ДНК, показал, что у Кейт сместились 15-я и 17-я хромосомы.

Все это означало, что у Кейт молекулярный рецидив, и это были далеко не все клинические симптомы. Возможно, у нее еще месяц не будет проблем с дыханием. Возможно, еще год в ее моче и стуле не будет крови. Но рано или поздно это случится.

Слово «рецидив» произносилось так же, как и «день рождения» или «срок уплаты налога». Помимо воли это стало частью твоего внутреннего календаря.

Доктор Шанс объяснил, что один из главных дискуссионных вопросов в онкологии – ремонтировать деталь, когда она еще не сломалась, или ждать, пока выйдет из строя весь механизм. Он рекомендовал Кейт пройти курс лечения третиноином. Это лекарство выпускается в таблетках размером в пол-пальца, а рецепт позаимствован в древнекитайской медицине, которая использовала его много лет. В отличие от химиотерапии, которая убивает все на своем пути, третиноин действует избирательно – на 17-ю

хромосому. Поскольку смещение 15-й и 17-й хромосом препятствует нормальному созреванию промиелоцитов, третиноин помогает разъединить связанные гены… и останавливает патологический процесс.

Доктор Шанс сказал, что благодаря третиноину у Кейт, возможно, опять наступит ремиссия.

Или у нее может выработаться устойчивость к третиноину.

– Мама? – В комнату, где я сидела на диване, вошел Джесси. Я сидела так уже несколько часов, не в силах заставить себя встать и что-то делать. Зачем собирать завтрак в школу, или подшивать брюки, или оплачивать счета?

– Мама? – повторил Джесси. – Ты же не забыла, правда?

Я посмотрела на него, не понимая ни слова.

– Что?

– Ты говорила, что мы поедем покупать мне новые бутсы, после того как мне снимут брекеты. Ты обещала!

Да, обещала. Потому что тренировки по футболу начинаются через две недели, а старые бутсы ему уже малы. Но я не была уверена, что выдержу поход к стоматологу, где девушка в регистратуре будет улыбаться Кейт и говорить, как обычно, какие у меня красивые дети. А в самой мысли о том, чтобы пойти в спортивный магазин, было что-то откровенно непристойное.

– Я позвоню стоматологу и скажу, что мы не придем.

– Класс! – Он заулыбался во весь рот. – Мы пойдем сразу за бутсами?

– Сейчас не очень удачное время.

– Но…

– Джесси! Мы. Никуда. Не. Идем.

– Но я не смогу играть в старых бутсах. Ты же ничего не делаешь. Просто сидишь.

– Твоя сестра, – проговорила я ровным голосом, – серьезно больна. Мне очень жаль, что из-за этого пришлось отменить встречу со стоматологом и поход за бутсами. Но это сейчас не самое главное. Я думала, что в свои десять лет ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать: не все в мире вертится вокруг тебя.

Джесси посмотрел в окно, где Кейт висела на ветке дуба, показывая Анне, как надо лазать по деревьям.

– Да, конечно. Она больна, – сказал он. – Но почему ты не вырастешь? Почему ты не можешь понять, что весь мир не может вертеться вокруг нее?

Впервые в жизни я поняла, почему родители бьют детей. Потому что они смотрят в их глаза и видят свое отражение, которого лучше не видеть. Джесси побежал наверх в свою комнату и хлопнул дверью.

Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Вдруг я подумала, что не все умирают в старости. Людей сбивают машины. Люди гибнут в авиакатастрофах. Ни в чем нельзя быть уверенным, особенно если дело касается чьего-то будущего.

Вздохнув, я поднялась наверх и постучалась в комнату сына. Он недавно начал увлекаться музыкой, и тонкая линия света под дверью дрожала от грохота. Музыка резко оборвалась – Джесси выключил магнитофон.

– Что?

– Я хочу поговорить с тобой. Хочу извиниться.