Ангел из авоськи
Шрифт:
«Почему мальчик-девочка? — подумал Казиев с удивлением, когда совершенно ясно, что это юная хорошенькая особа просто изображает из себя парнишку. Одета «под парня» — черная куртка, черная майка, черные джинсы и черные бахилы из замши на ногах. И еще черная прямая челка до глаз и суровое выражение лица. А девочка-то — высшего класса! Тинатин, пожалуй, слишком сладка на современный вкус… А с этой бы Казиев пожалуй, померялся силенками. И Казиеву до страсти захотелось понравиться этому юному мальчику-девочке… Он не знал, что сам по себе не симпатичен Ангелу. Но держалась она замечательно,
Девочка-мальчик уже научилась вести себя так, чтобы ни сучка ни задоринки, — ни хрена-с не узнаешь ни о ней, ни о ее ощущениях.
— Выпить? — спросил Казиев, когда они уселись за сервировочный столик.
— С удовольствием, — ответила Ангел и добавила, увидев бутылку, — если можно — виски.
— Что прикажет дама, — замельтешил Казиев, обрадовавшись, что «дама» пьет, а это значит… может быть, что-нибудь и выгорит на фронтах войны… Но, ох, как он должен быть осторожен!
Ангел быстро выпила и чуть не задохнулась. Но и другое ее тряхануло — Казиев не сомневается, что она — девочка! «Ладно, разберемся», — сказала она себе, как всегда говорила в трудную минуту.
Казиев покачал головой:
— Разве можно так пить виски? Я только хотел приготовить лимон и принести лед… Неужели ваш седовласый спутник на Лазурном берегу не научил вас правильно пить виски? Или это только сосед по пансиону?..
— Мой дедушка… — еле выдавила она, глядя, как Казиев наполняет вторую рюмку, со всякими дополнительными ухищрениями.
«Дедушка»! Не вешай мне лапшу на уши, детка, и не гони тюлю, как говорили мы в детстве», — а вслух удивился:
— Дедушка? Он вас вывозит на такие курорты? Богат и знатен? — И, не услышав ответа, Казиев рассмеялся: — Теперь молодежь богаче нас, стариков.
Ангел молчала, не желая говорить о старике. А Казиев явно жмет на эту тему. «Надо было сразу, как пришла, сказать о том, что она — ученица Леонид Матвеича, а теперь неизвестно, как и влезть с этим. Но почему он понял, что старик со мной? Они один раз вышли вместе и то ненадолго… Тинка трепанулась, — догадалась она с горечью. — Да теперь плевать. Славинск!..»
Казиев опять зажурчал:
— Дело в том, что ваш дедушка вел дела с моим другом… — Казиев состроил постную физиономию, — которого там же и убили. Вы слышали?
Она кивнула.
— Друг мой был крайне порядочный человек, ни в чем таком не замешанный, вы понимаете? Мне сообщили, что уже нашли мелкого завистника, убийцу, соотечественника кстати. Так что вопрос закрыт. Хотя я не верю в эту версию нисколько. Там, по-моему, другое. — Казиев значительно посмотрел на Ангела.
В принципе, кто повинен в гибели близкого друга, как он определял Родю, его не интересовало. Другое интересовало Казиева! Расшибется, не выпустит никуда этого… а узнает!
— Я знаю, что у вашего дедушки находится масса интересного материала, за которым мы, кинематографисты, гоняемся… Родя нас всех опередил. Во всем.
Казиев печально повесил голову.
Ангел металась. «Господи, да что же это он все о старике и старике! Что там за материалы? Она до сих пор не удосужилась просмотреть их, хотя у нее только часть… О чем
— Милый мой Ангел, — заново завел Казиев и вдруг как бы удивился. — Как же красиво назвали вас родители! Верно, вы и по характеру ангел?
— Нет, — почти грубо ответила Ангел, до того ей надоел этот Казиев со своими ужимками!
А он не унимался.
— Но я все не о том… — улыбнулся он ей почти нежно, — я хотел бы спросить вас, что же это за материалы у вашего дедушки? В конце концов, не один же Родя мог снять кино… Я — готов.
Она его не дослушала:
— Дедушка сейчас в Америке, в Нью-Йорке, у своих друзей, и когда вернется, я не знаю.
— А скорее вы — туда? — хитро посмотрел на нее Казиев.
— Нет, — как отрубила она, — Тимофей Михайлович…
Казиев поднял руки:
— Какой «Михайлович», что вы! В нашем мире, пока тебе не исполнилось сто пятьдесят лет, ты — Тим, Клара, Даша, Маша… Так что прошу вас, дорогой, или дорогая, Ангел, — без отчеств, фамилий, регалий и прочих официозов! Хотите еще выпить, но уже как надо?
— Хочу, — заявила Ангел и почувствовала, что щеки у нее пылают, настроение боевое и она сейчас все может сказать и сделать.
Казиев со страстью набухал ей виски, льда и повесил кусочек лимона на край бокальца. Ангел выпила все до капли, промокнула губы салфеткой и решилась:
— Тимофей Михайлович, простите, я пришла к вам из-за рукописи моего учителя, Леонида Матвеича Афонина. Он просил меня…
Он с трудом удержал злобный вопль.
— Малышка, слушайте меня внимательно и не перебивайте. Я не единожды повторюсь, но делаю это еще раз ради вас, вы мне симпатичны. Хотя у меня совершенно нет времени! А меня терзают и терзают!.. Теперь вот вы пришли… Ну, что такое, право? Ходят и ходят какие-то дети и, простите уж, пристают ко мне с рукописью этого человека, которого я, по правде, в нашей сутолоке жизни совсем забыл! Леонид — давний мой знакомец, со студенческой скамьи, как говорится. Мальчик из знатной партийной семьи, но бездарен, как топор. Пил по-черному уже тогда. Напьется — баешник, трезвый — ни в зуб ногой, извините. Я ему помогал, как мог. Но есть пределы!.. В очередной раз, когда на выходе был мой фильма «Росы…», я уж забыл все название, но тогда он прогремел…
— Я видела, — тихо влезла Ангел в его речь.
— Замечательно! — откликнулся недовольным тоном Казиев. Его перебили! — Так вот, продолжаю, чтобы вы все поняли. Он пришел ко мне и… — Казиев вдруг остановился и как-то странно раздумчиво посмотрел на Ангела. — Впрочем, вам все это не интересно. Не буду загружать вашу головку. Короче, я сделал все, что мог. Привлекал его везде, где сам работал, а он пил. Почти беспробудно, и тогда я от него отказался! Что я мог? Скажите мне, что? Человек сам себя губит. Я, конечно, не добряк, но и не злодей, — сделал я для него немало. Но, но… И он вдруг исчез, испарился. Потом, лет через несколько, он прислал мне письмо из какого-то городка, не помню…