Ангел-наблюдатель
Шрифт:
Как только у нее появлялось новое досье, она тут же звонила мне, без раздумий пропуская ближайшее дополнительное занятие. Проследить судьбу каждого фигуранта было довольно просто, и всякий раз в ней обнаруживался факт, событие, обстоятельство, позволяющее нам решительно и бесповоротно вычеркнуть его из списка подозреваемых. Сначала Дара разочарованно вздыхала, затем гримаса раздражения, с которой она отбрасывала в сторону материалы по очередному кретину, сменилась выражением явного облегчения от того, что вот этот-то, хвала всем святым, не имеет к ней никакого отношения, а к весне она решила сузить сферу поисков, подойдя к делу
— А как ты думаешь, чем он мог заниматься? — однажды спросила она меня, сосредоточенно то втягивая, то выпячивая губы.
— В каком смысле? — на всякий случай переспросил я, почувствовав, что разговор, наконец, поворачивается в давно ожидаемую мной сторону.
— В смысле — чем-то нелегальным, — перевела она на меня напряженный взгляд.
— Ну, люди могут чем угодно заниматься, — начал я из безопасного далека. — Но должен тебе заметить — это из моего личного опыта — что зачастую поведение человека лишь выглядит подозрительным.
— Как это? — нахмурилась она.
— Человек может быть скрытным по своей природе, — не спеша начал перечислять я. — Или, столкнувшись с предательством, сделаться недоверчивым к окружающим. Или просто не придавать большого значения их мнению о нем, — добавил я более близкий ей пример и перешел к аргументу, с которого давно уже решил начать восстановление своей, пусть и безликой, репутации: — Или у него может быть такая работа, которая не способствует чрезмерной открытости и дружелюбию. Окружающие его люди — которым вообще свойственна подозрительность — с готовностью усмотрят в его сдержанности, замкнутости и уклончивости желание скрыть нечто противозаконное, в то время как на самом деле инкриминировать ему можно лишь отличие от них.
Как по выражению лица, так и по вдруг забурлившим мыслям Дары я понял, что мне удалось все-таки заронить в ее сознание зерно того самого сомнения, которое мы, в отличие от светлых с их эвклидовым мировоззрением, всегда относили к роскоши духовной жизни.
— А ты моего отца точно не знал? — вернулась она к этой теме спустя некоторое время.
— С чего ты взяла? — изобразил я удивление, чтобы уйти от прямого ответа.
— Ну, не знаю, — пожала она плечами. — Работали вы, а может, и до сих пор работаете в одной сфере, в одном городе…
— Дара, — усмехнулся я со старательной снисходительностью, — юристов на свете — пруд пруди. Не говоря уже о том, что сюда я переехал значительно позже.
Не стану скрывать, что, создавая свою нынешнюю легенду, я взял за пример Анатолия, проявившего нетипичную для светлых свободу мысли в организации своего видимого пребывания на земле. Правда, только на первых его этапах — затем он по уже неистребимой, видимо, привычке начал встраиваться во всевозможные, пусть и земные, но крепко устоявшиеся структуры. Мне же образ частного консультанта по юридическим вопросам давал свободу передвижений, видимый законный источник доходов и, что немаловажно, опаску проявлять чрезмерное любопытство со стороны соседей.
— Ну да, а он прямо в воздухе растворился! — саркастически искривила губы Дара, и тут же снова поджала их. — Нет, я чего-то не понимаю. Такое впечатление, что какого-то звена не хватает, без которого вся цепь распадается. Сколько я ни спрашивала, никто мне так и не объяснил, что в нем было подозрительного. Но зато все в один голос твердят, что человеком он был ярким и приметным — так двойную жизнь не ведут. С другой стороны, исчез он действительно внезапно и с концами, как будто бежать от чего-то сломя голову пришлось. А теперь еще и ты его защищаешь.
— Дара, я его не защищаю! — только я оставалось, что сказать мне. — Я только хочу сказать тебе, что как бы ни складывались отношения между мужчиной и женщиной, дети — это нечто совершенно иное. Даже если твоему отцу разонравилась твоя мать, которая, насколько мне известно, сама от него ушла, мне трудно поверить, что ему ни разу не захотелось увидеть тебя.
— Как видно, не захотелось! — фыркнула Дара.
— Ты не можешь этого знать! — не сдержался я. — О какой достоверности теории можно говорить, если она строится на изначально недостаточных предпосылках? Если ты не знаешь своего отца, это совершенно не означает, что ты ему не интересна! Возможно, он просто не хочет бередить старые раны — твоей матери, к примеру; возможно, он ждет того момента, когда встреча с тобой не затронет больше никого другого…
— М-да? — протянула Дара, окинув меня холодным взглядом с головы до ног. — Ладно, мне домой пора.
После этого разговора Дара исчезла. Она больше не приезжала и даже не звонила. Неделю, две, почти три. Я едва сдерживался, чтобы не наведаться к ней в школу и не заглянуть ей в мысли, но ее последний взгляд на меня был полон такой личной неприязни, что я просто боялся убедиться в том, что она мне вовсе не показалась. Но подошли майские праздники, и я получил законное основание глянуть на нее хоть издалека. У Светы, как обычно, собиралась обычная толпа, в которой можно было понаблюдать за Дарой, не привлекая к себе ее внимания.
В ее поведении я не заметил ничего тревожного — кроме того, что она вновь позволила своей прежней свите окружить себя. Окрыленные явно неожиданной благосклонностью, Игорь с Олегом, да и сестра ее не отходили от нее ни на шаг, и даже пройти мимо них незаметно мне так и не удалось. Но я и по лицу ее видел, что оживление старых приятелей не вызывает в ней ответной реакции, а мысли ее витают где-то далеко. И не только я.
Как только дети вышли с веранды и направились — все вместе — к своему излюбленному месту возле гаража, у Анатолия лицо налилось кровью, и он резко кивнул Тоше в сторону выхода. Я выбрался вслед за ними и пошел в сад — в надежде, что Дара воспользуется возможностью сказать мне хоть что-то наедине. Но вместо нее меня догнал Тоша.
— Что происходит? — спросил он сквозь зубы, тяжело дыша.
— Понятия не имею, — неохотно признался я. — Я ее уже давно не видел.
Он как-то странно глянул на меня.
— Ей что, надоело в сыщиков-разбойников играть? — помолчав, произнес он.
— Не думаю, — без всякой радости развеял я его надежды. — Скорее, она решила стать единственным сыщиком. В погоне за единственным разбойником.
— Катастрофа! — выдохнул Тоша. — Макс, я не знаю, какой она тебе видится, но я тебе точно говорю, что до сих пор она еще никогда от своего не отступалась. Она и дома такая же — как стрела вытянутая и в одну точку нацеленная. Ее нужно как-то с цели сбить. — Он снова помолчал и добавил, явно подбирая слова: — Я тебя не прошу ей что-то… тебе неприятное внушать, но ты ее лучше всех знаешь — только подскажи, как мне к ней подступиться. Если она еще Игоря привлечет… — Покосившись через плечо, он мучительно поморщился.