Ангел возмездия
Шрифт:
Теперь заулыбался Михась.
— Вот видишь, права Леночка, хоть улыбнулся первый раз за три года. И она будет спать спокойно, зная, что ты живешь счастливо, а преступники наказаны.
Очень поразился ее словам Николай, особенно последним. Не могла она знать, что ездил он в Новосибирск, никто этого не знал и знать не мог. Он заказал и оплатил чартерный рейс, загримировался до неузнаваемости, обернулся туда и обратно за шесть часов, утром был на работе, видели его все, вечером его тоже все видели. Почему никто и не мог оспорить его алиби.
Он снова поднялся к себе в спальню, уткнулся носом в подушку, обнимая ее, и решил, что ни одна
Утром он застелил ее, приказал обернуть целлофаном вместе с одеялом и подушками, всю, как есть, и отнести в дальнюю комнату, где любила одна отдыхать Елена. Комнату он замкнул и ключ от нее положил в сейф. А на освободившееся место попросил поставить другую кровать и застелить ее новым бельем.
Поняла его одна лишь Наталья Сергеевна, подошла со слезами на глазах, обняла ласково и прошептала тихо:
— Не переживай, Коленька, все исполню, как полагается. Надо жить, ты еще будешь счастлив, иди, соколик, на работу пора.
Она перекрестила его три раза, наклонила его голову, целуя, и нежно подтолкнула к двери.
Работа у Михася не заладилась с утра, мысли витали около Татьяны, хотелось знать, о чем она думает, как отнеслась к охране, вызвать к себе и хотя бы взглянуть. Николай курил сигарету за сигаретой и размышлял, как лучше сказать ей, что он хочет на ней жениться, что в нем вновь проснулся мужчина и что она ему нравится. Но надо любить, и Таня может отвергнуть его предложение без ухаживаний и любви, а любит ли он ее? Сутки ее образ не выходит из головы, он не может сосредоточиться, заняться делами, но что значат сутки? Страстное влечение, которое исчезает после удовлетворения? Любовь? Но он же не мальчик и не первый раз любит… Подкорка твердила — любит, любит, любит… Селектор прервал мысли.
— Николай Владимирович, к вам Андрей Степанович.
— Нет, Ира, я занят, позже я приглашу его сам, нет, пусть завтра приходит с утра, и сделай мне крепкий кофе, черный, без молока и сахара.
Удивленная секретарша принесла кофе — Николай Владимирович никогда не пил такой, всегда любил сладкий и с молоком. Впервые не принял Бурцева, директора приборостроительного завода.
На эту должность Ирину устроила еще Лена, она обязательно хотела, чтобы секретарь знала и свободно говорила на английском. В приемной действовали Леночкины законы, которые традиционно поддерживала Ирина уже более трех лет. Если бы не Ленины рекомендации, Ирина бы уже не работала здесь года два, а то и более. Симпатичная, с длинными стройными ножками, она всегда носила юбку, как говорят медики, выше пупартовой связки, и всегда старалась показать свои прелести в полном объеме, не скрывая, что готова отдаться Генералу всегда и в любом месте. К поклонникам относилась пренебрежительно и на ухаживания и комплименты не реагировала. Но, в отличие от Татьяны, она не любила и вступала связь с мужчинами только по расчету.
Михась пил кофе и размышлял. Работать он не мог совершенно и чувствовал, как сердце в груди стучит часто- часто, а к горлу подступает волнующий и мешающий дышать свободно комок. Допив кофе, он решил вызвать Татьяну к себе, но передумал и отправился в цех сам. У дверей остановился и постучал.
— Позже, я занята сейчас, — услышал он ее голос, вздохнул, повернулся и пошел обратно.
Метров через пятьдесят она догнала его.
— Извините, Николай Владимирович, я не знала, что это вы.
Он смотрел на нее — раскрасневшееся лицо, часто вздымающаяся грудь, словно она пробежала не пятьдесят метров, а все пять километров. До неимоверности захотелось обнять и постоять молча, без слов, целуя шею и прижимая волнующуюся грудь к себе. Пересилив себя, прокашлялся, вытаскивая сигарету и ища по карманам зажигалку, которая куда-то исчезла в неподходящий момент. Подскочивший охранник поднес огонек и удалился на расстояние. Михась затянулся пару раз дымом на всю катушку.
— Я, собственно, пришел не по делу, лично… Сможете уделить мне пару минут? — спросил Николай, не зная, куда выбросить сигарету и ища глазами урну, пепельницу или что-то подобное, наткнулся глазами на табличку «не курить» и совсем растерялся.
Снова выручил охранник, неизвестно откуда доставший пепельницу. Михась не знал, что кто-то всегда носит ее с собой для таких случаев, когда он курит в неположенных местах.
— Пройдемте ко мне или к вам? — ответила Крапилина, старавшаяся изо всех сил сдержать волнение.
— Собственно, можно никуда и не ходить, — решился Николай. — Я хотел пригласить вас, Танечка, в ресторан.
Голова закружилась, и она на мгновение прикрыла глаза: «Неужели я не ослышалась и он пригласил меня»? Четыре года она ждала подобных слов и не собиралась отказываться или кокетничать. Ей хотелось сказать, крикнуть: «Да, Коленька, да, милый мой, наконец-то ты решился, и ответ для тебя всегда — да, да, да»! Мысли вихрем пронеслись в голове. Когда нашли Корнея с головами трех заказчиков, она поняла, что Николай стал свободен только теперь, Лена отомщена и он может вздохнуть свободно. Настало ее время, так распорядилась судьба.
— Когда? — переспросила Таня.
— Сейчас, — ответил волнующийся Николай.
— Хорошо, я только возьму сумочку в кабинете.
Она упорхнула, стуча каблучками по мраморной плитке, Михась дождался ее и протянул руку, Таня взяла ее и они удалились…
Цех заработал снова…
Михась позвонил из машины Александру Аркадьевичу, чтобы накрыли для него столик — ресторан открывался еще через два часа — и они с Татьяной были одни в большом зале. Минут через десять подъехали музыканты, их «по тревоге» поднял директор, и начали тихо играть плавные мелодии. «Хорошо все-таки быть богатым, — подумал Михась. — Можно заказывать музыку в любое время».
Николай не хотел откладывать разговор на конец встречи, лучше все сделать сразу, и потом или радоваться, или огорчаться.
— Таня, — начал он, — я думаю, что ты понимаешь, мне нелегко говорить с тобой на эту тему, тем более, что я не ухаживал за тобой, мы никогда не бывали вместе нигде, кроме работы. Я никогда не говорил тебе теплых и ласковых слов, я старше тебя намного и по возрасту гожусь в отцы, но последнее время что-то перевернулось во мне, словно кто-то сдернул пелену с моих глаз.
Крапилиной очень захотелось остановить его, сказать, что не нужно слов, броситься на шею и не отпускать долго-долго. За четыре года она изучила его и знала, что Николай не может соврать ей, скажет то, что чувствует. Но она молчала, — неприлично перебивать и договаривать за человека, — хотя и знала наперед все его слова.
— Я постоянно думаю о тебе, Танечка, — продолжал он. — Чувства мои равны любви, я говорю равны потому, что слишком маленький срок они теплятся во мне. А может быть, я не прав, именно так и возникает любовь, не знаю. Но я хочу быть всегда с тобой и не отпускать тебя никуда. Могу ли я рассчитывать, Танечка, что ты полюбишь и согласишься стать моей женой?