Ангел
Шрифт:
— Я так и думал. Все мы, что-то читая или смотря кино, примеряем себя к ситуации. И видим в каком-то герое себя. Только честность при этом у нас разная. Именно свой прототип надо выбрать, а не тот, черт которого тебе не хватает… — Фогель задумался. — Да и устал я, пожалуй, бегать. Сколько б ни прожил я ещё на свете, я больше не увижу прежней Земли. А стоит ли жить почти старому человеку, как навозному червю? Поедать пищу, что сможет помочь выжить молодым и перспективным? Так что… На предателя я, слава Богу, уже не тяну, место не вакантно, да и на другие — рылом не вышел. Смешно было бы про себя думать, что сгожусь на Зло или Войну… А потому продолжаю трусливо надеяться, что моя хата — с краю. Так, по-моему, говорят в России? Если Господь оставит меня жить — я буду коптить это небо, в меру сил облегчая страдания людям. А нет — так не о чем мне будет особо и сожалеть. Хотя, ну правда, не уверен я, — есть ли там для меня Имя…
Словно опомнившись, Птичка повертел в руках скальпель и повернулся к Джи;
— Вы готовы продолжить, мил человек?
Тот показал, что, мол, как пионер. Профессор спокойно вернулся к его ране, а скребущий небритый и неряшливый подбородок Чик о чём-то напряжённо мыслил. Отняв пальцы от появляющейся клокастой бородёнки, он оглядел их внимательно, словно оценивая количество грязи под нестриженными ногтями, и изрёк:
— Чёрт, видела бы меня, свинью, моя аккуратистка мама… — Немного погрустнев, он снова начал доставать доктора:
— Док, а док… А я знаю, кто есть «грех». — Повернулся ко мне. — Я Вам о нём говорил. Гарпер, сук-кин сын. Не знаю, почему мне так подумалось, но вот точит меня внутри, что и ему перепало от тонхов на орехи. Уж как пить дать, «отблагодарили» они гада! Он немало с них скачать пытался, я думаю. Зная его хапужную натуру… Дали, небось, по башке, да в унитаз и смыли, гогоча. — Вслед за ревизией лица ухмыляющемуся таким мыслям Чику взбрело в голову заняться чисткой носа, и во время сего процесса его рот не закрывался ни на минуту:
— Если предположить, что мы знаем… — Нортон тщательно, с видом знатока, изучал серую субстанцию, вынутую из ноздри. Очевидно, сочтя её всё-таки бесполезной в быту вещью, с омерзением швырнул оную наземь. — Ежели предположить, что мы знаем Имена, то мне кажется, нужно и давать «сторонам» имена тоже. Иначе смысл всех этих разговоров и пророчеств? Раз есть «стороны», даже мёртвые, нужно их назвать. Как Вы думаете, мистер Аолитт?
Мне его мысль показалась весьма здравой. Того же мнения, похоже, придерживался и Фогель, потому как, оторвавшись от возни с зашиванием раны, он поднял вверх указательный палец:
— Верная идея! Вот только как это сделать?
— Как? — Чик насупился. Забыв про мусорку своего носа, он вперился в потолок, как если б там было всё написано.
Неожиданно из угла подала голос тихо и незаметно вошедшая в помещение женщина, что держала за руку ребёнка лет четырёх:
— Вы меня простите, господа… Я стояла тут и слышала ваш разговор. И тоже — знакома с трудами Сирвенга. — Мы недоумённо обернулись. Похоже, приятная ещё на вид дама тащила мальчонку на горшок. В этом помещении была каморка, где имелся туалет, смываемый ныне талым снегом. И это было одним из чудес и подарков местного подвала. Скорее всего, трубы лежали здесь прямо над городской канализацией, и засоров удавалось пока избежать. А не то — рыть бы им парашу прямо на улице…
Изнывающий от скуки Джи выглянул из-за корпуса Фогеля и крикнул мамаше:
— И что? У слабого пола есть предложения для наших грамотеев?
— Есть… Меня зовут Келичка. — Заинтересованный Герхард обернулся. Узнав свою недавнюю «пациентку», улыбнулся ей, как старой знакомой, и кивнул. Та одарила его ответной ослепительной улыбкой, просто кричащей о том, что доктор может считать себя приглашённым на жаркую ночёвку, и подталкивающими движениями спровадила пацана в сторону заветной двери. Когда за ним щёлкнула задвижка, женщина подошла ближе, немного смущаясь, но не сводя глаз с моего лица:
— Я знаю, что вера запрещает оккультные науки, но так случилось, что я с ранней молодости увлекалась Каббалой и магией Вуду. Посвятив этому почти двадцать пять лет из своих сорока. — Чик присвистнул. В его прищуренных глазах мелькнул плутовской интерес.
— Вы маг?! Ого… — Он соскочил с матрацев и чуть шутовским поклоном приветствовал немного чумазую «гёрл». — Милости просим, если Ваши высочайшие познания, мэм, позволят нам пролить немного света на потёмки нашего серого вещества… А если Ваши таланты распространяются и на магию в постели, то я с удовольствием…
Лицо женщины разом посерьёзнело. Она что-то гневно цыкнула, медленно дунула в сторону Чика, выполнила замысловатый пируэт пальцами, и Нортон, остановившись на полуслове, словно раскалённого ежа проглотил. Уставившись на колдунью рыбьим глазом, он схватился руками за пах и горестно застонал. В пальцах Келли, как я мысленно её окрестил, мелькнуло жало булавки, нацеленной на причинное место опростоволосившегося американца.
В противоположной стороне подвала раздался дружный смех мужчин, тихо разбирающих сооружение вроде полатей, и исподтишка наблюдавших за нами.
— И этот парень тоже «отобедал» с Келей… Прямо сходу! Эх, друг… Да за всё время, пока она здесь, то поносом, то запором половина из нас уже намаялась. Так, что и не заримся больше. Стена! — Новый взрыв хохота заглушил протестующие вопли задетого "за живое" Чика.
Я чуть не свалился со своей горы сыроватого белья. Пожалуй, собственные «дары» меня уже не поражали. Я был знаком с информацией об успешных военных экспериментах с чернокожими шаманами, чьи умения признавались реальными, знал об увлечении эзотериков природой непознанного, о серьёзном хобби кого-то из тиранов прошлого, вспоминал сейчас всё, что приходило на ум. Но вот такое владение загадочными приёмами чёрной расы я видел впервые. От простого, казалось бы, человека. Хрупкая женщина — и такая мощь…
Офанаревший Фогель закусил губу, но внезапно оттаявшая дамочка вновь искромётно улыбнулось ему. Да так ободряюще, что на его месте я бросил бы, на хрен, и насточертевшую иглу, и поганую нить самому Джи, а сам счастливым козлом ускакал бы с нею в лес, — да хотя бы и в сугробы по пояс, — услаждать свои мужские потребности. Стряхнув себя эти гнусные мысли, сползаю с насеста и подаю ей руку:
— Поражён, признаю…
Она кокетливо поджала полные сочные губки и тряхнула распущенными шикарными волосами, с которых только что сняла замызганный платок. Бедный Герхард, увидев такое прелестное зрелище, это великолепие, должно, откусил себе язык по самый желудок.