Ангел

Дюбанов Владимир Владимирович

– Он, со мной, - и тут же с порога радостно директору, - Анатолий Афанасьевич! Он приехал. Мы работаем, оперативно!

Анатолий Афанасьевич понимающе кивнул, цепким, оценивающим взглядом посмотрел на меня, на Марину, сказал:

– Спасибо Марина Анатольевна, а теперь оставьте нас наедине с автором.

Лицо Марины перекосилось от огорчения и досады, будто ее, плохую студентку отчитал декан факультета и потом в ярости выгнал из кабинета, типа: "Вон! Чтоб глаза мои тебя больше не видели". Резко развернулась и ушла, хлопнув дверью. Анатолий Афанасьевич приглашающим жестом показал мне на кресло. С усмешкой сказал:

–

Так-то, лучше будет, а то, тут пыталась мне продать Вашу картину за миллион. Эта картина не стоит столько!

– Почему не стоит?
– меня немного царапнуло обидой.

– Она стоит гораздо больше, и это не реклама, это арт! Высокохудожественный, причем. Вот что я хотел Вам предложить, Сергей Дмитриевич не работу, в том смысле, как предлагал ранее, а сотрудничество, партнерство. Пятьдесят на пятьдесят. Вы творите, я продаю. Делаем, то, что каждый может в меру своих талантов. Как Вам такая форма джентльменского соглашения?

И смотрит на меня испытывающим взглядом. Да я уже был согласен, пока шел сюда! И даже на более скромных условиях.

– Я согласен.

– В таком случае, "Королева" не проходит как проект рекламы, слишком хороша для этого.

– Я имел неосторожность подарить её Марине.

– Она и получит свой миллион, как и хотела, - он достал чековую книжку и выписал чек на миллион, не вписывая в него имя получателя, - захочешь, оставишь себе или передашь ей.

– Хорошо. Но у меня есть нечто совсем необычное, то, что не покажешь на бумаге, это нужно смотреть на компьютере, - я протянул ему флешку с панорамой и сопровождающей программой, чтобы можно было менять угол зрения, - посмотрите на досуге.

Не стоит отнимать у него время, на то, чтобы потешить свое самолюбие и лично пронаблюдать за реакцией. А картину нельзя рассматривать в обществе, это настолько интимный процесс, что только наедине с собой и когда мозг совершенно свободен, чтобы воспринять и оценить.

Мы еще обговорили намечающуюся выставку. Оказывается, он хочет сделать гигантскую распродажу моих картин. Я- то ничего в этом не понимаю, но звучит примерно так. Выставляются оригиналы на всеобщее обозрение, но продаются копии, репродукции за очень серьезные деньги, не просто так, как раки, ведро за пятак. Ну, ему видней. На этой позитивной ноте и расстались.

Как и следовало ожидать, Марина дождалась меня в приемной, вся издёрганная, на шарнирах, как тот чертик. Нервно подскочила с места сгорая от нетерпеливого любопытства.

– Что?

– Да, ничего особенного, - протянул ей чек, вроде, как ей предназначен, хоть и обидно.

– Это точно, мне? Там имя не вписано.

– Тебе. Проект не прошел, а я, картину эту, подарил тебе.

Она взглянула на меня по-другому, не так, как все время смотрела. Удивлена? Нет, вроде. Про влюблена не заикаюсь, ибо, не про неё. Но интерес был, с чем-то примешанным, таким, особым. Может быть даже сожаление или вот, раскаяние! Нет, ну это, уж слишком. Не верю ей и не поверю никогда.

– А что?
– спрашивает, - мужик слово дал, мужик слово взял, уже не модно?

– А когда такое в моде было? Я не помню.

– Поехали, я тебя подвезу. Предупреждающе воскликнула, - И не возражай!

Пожал плечами, ну подвези. Теперь, я тебя не боюсь, ты проигрываешь на всех фронтах, моя королева. Сели. Поехали. Молчим. Да и разговоры разговаривать

с человеком, который хотел тебя сделать рабом, не слишком весело. Только смотрю на чертика, как он болтается на резинке и ехидничает из-под коричневого капюшона, напяленного почти до самых зеленых, огненных глаз.

Этот чертик меня, просто бесит! Как там, Света советовала, оторви и брось в пропасть? Я подхватил чертика за ниточку резко дернул с небольшим усилием. Чпок! Оторвалась присоска от стекла. И швырнул его в окно.

– Что ты делаешь!
– возмутилась Марина, резко остановив машину, - он мне, как память!

– По барабану! А мне он, не нравится.

– Ты что себе позволяешь?
– переключила заднюю передачу, намереваясь вернуться за пропажей.

– Виноват, Ваше Величество, - Я изобразил улыбку наглеца, вложил в нее максимум души и старания.

Теперь, имею полное право хамить как хочу, потому что, знаю истинную суть этой чертовой куклы. Она выскочила из машины и начала осматриваться в поисках. Да где ж его найдешь, в кювете? Ехали на приличной скорости, улетел, как в пропасть. Вернулась в машину, чуть не плачет.

– Скотина!
– Кричит, пристегиваясь ремнем.
– Ненавижу! Как я тебя ненавижу!

Взаимно! Тоже тебя ненавижу, коза дранная. Я уже разозлился и готов был ей уже заткнуть рот, чем-нибудь, ну хотя бы, вот этой, гламурной подушечкой, лежащей у нее всегда под локтем, чтобы прекратить истерику, но она меня опередила и врезала пощечину, похлеще той, первой, до акта изнасилования. Вот, сука! Меня, даже мама в детстве не била и учила, чтобы не позволял никому это делать. Если бы к моим венам был привинчен манометр давления, то зашкалил бы и треснул от напора крови. Кровь с шумом ударила в голову. Но тут в голове что-то щелкнуло, в душе возникло какое-то ледяное спокойствие. Медленно прихожу в себя, смотрю на Марину, а она от испуга сжалась и замерла.

Помолчала:

– Шефу не говори, что у Звягина меня видел.

– Как тебя там мог видеть, если я к нему, даже не ходил?

– Поняла.

Она меня подвезла прямо к подъезду. А на лавочке, как всегда, баба Дуся с самыми верными завсегдатаями сообщества "За наших". Услышал обрывок фразы, не знаю, кем из сплетниц сказанную:

– А он ее и так, и эдак, такой большой такую маленькую.

И сразу же заткнулись, встретили мое появление ледяным молчанием. Если они так резко замолчали, то, логичны всего две версии: Либо они говорили о нас, с Светой, либо мне объявлен "величайшим собранием" бойкот. И оба варианта, мне уже, как мартышке штаны, вроде и есть, но и не было бы - не расстроилась. Прошел будто сквозь строй солдат, сопровождаемый почетным равнением. Что, бабки, научил Родину любить? А тут ещё Марина, кричит мне вслед, в открытое окно машины:

– Захочешь, ты только скажи!

Как расшифровывается этот восторженный оклик грязными мозгами старух? Правильно, теперь у меня репутация разнузданного, неразборчивого кобеля, который вскочит на первую попавшуюся сучку, только скажи.

Дома, в срочном порядке принял душ и поменял рубашку, которую просто запихнул в стиральную машину, потом уж постираю, времени осталось очень мало, нужно уже идти за Веркой и делать то, что жизненно необходимо.

Мужик, которому я расквасил нос, живет этажом выше, он пустил на постой Верку с ее собутыльником.