Ангелы над городом. Петербургские сказки. Часть вторая
Шрифт:
Родила Авдотья Ивановна в сем нечяянном, но счавстливом браке князю двух сыновей – одного в том же 1740 году, когда их свадьбу в Ледяном дворце праздновали, а через скорое время и второго, но вот этими родами в тридцать два года и умерла, оставив князя Михаила безутешным… Этот второй мальчик тоже ещё в детстсве умер. В восемнадцатом столетьи и в родах и по малолетству много умирало. А старший возрос, как и отец до майорского чина в военной службе дослужился. Полноправный старинного славного боярского рода – князь Андрей Михайлович Голицын – наполовину калмык.
Порцелановый секрет
Жалко было родителям отдавать Митю в ученье. Однако, хоть и слёзы украдкой
– Живи достойно, не ленись, греха опасайся, соблазнов сторонись. Молись, учись да трудись в полную силу и разумение. Мечтательства пустого о славе да богатстве избегай. Не то сатана – враг рода человеческого, враз над душою твоею власть возьмет. Он ведь златом-серебром, да почестями мира сего поманит, посулит, но обманет то всенепременно. И оглянуться не успеешь как всё потеряешь и сам навовсе пропадешь. А на что слава да богачество, хоть бы и вся наша жизнь земная, когда душу потеряешь и Царствия Небесного лишишься навечно? Митя слова отцовские, конечно, запомнил, но особого значения им не предавал. Мало ли в церкви за службой да в проповедях правильных слов говориться! Народ то послушает – повздыхает, иной и слезу покаяния уронит. А как из храма вышел, слова проповеди хоть бы и помнит, а живет то всё как и прежде – не по заповедям. Ну, и Митя то ж, как все…
Да и когда ему было особо то размышлять, да философствовать, либо в мечтания пускаться? Учение – не простое, много чего на память зазубривать надлежало, а занятия – круглый год без отпусков и каникул. Редко – редко когда ученикам удавалось за стены Заиконоспасского монастыря выскочить на московскую улицу поразмяться: зимой с горы на санях покататься, а то и с москвичами на кулачках силой померяться. Тут наипервейшим среди кулачных бойцов был Михайло Ломоносов, с которым Митя свел дружество. Понятное дело: Михайло мало, что на десять лет Мити старше, так ещё и богатырь природный – кочергу железную мог узлом завязать! Но не кулачные бои явились дружеству причною, а то, что Михайло Ломоносов и Дмитрий Виноградов явились поистине лучшими учениками Академии. Меж собою, не токмо шутки ради, а взаправду, могли ученые разговоры разговаривать и по латыни, и по гречески, обо всяких вещах и понятиях – оттого завсегда им вместе не скучно. Вот их, обоих, в числе двенадцати лучших, и отправили из Москвы в Университет при Академии наук и художеств в столицу Российской Империи – в Санкт-Петербург.
Сей град, хоть и столица, а Москвы много как меньше и темней. Зимой не успеет чуть рассветать, а уж часов через пять – снова темень да ночь. Холод, промозглость. На ученьи и в хоромах то при разговоре изо ртов пар идет. А в летнюю пору ночи вовсе нет – светло и не уснуть никак, и комары кровопийцы донимают – хоть дегтем от них намазывайся. Да много спать то и не приходилось – учиться пришлось наукам новым, хитростным. В Москве больше зубрили языки древние, богословие, философию, а тут – математика да физика, да химия, да механика. И язык пришлось учить немецкий, потому все книги на этом языке. Однако, Михайло и Дмитрий учились жадно, разум имели схватчивый, во всех занятиях преуспевали и вскорости явили знания отменные. За то отправили, их меньше чем через год, на морском корабле по Балтийскому
Плыли долго, но всё ж много быстрее, как если бы по суше на лошадях. Побаивались: мало что страна чужая, других язык люди ее населяют, да и вера у них не Православная, а какая то протестантская. Вроде как тоже христианская, а на взгляд то – разница. Красоты Православной их служба не имеет, в храмах стенки голые, а пуще всего разговоры да толкования разные. Опасались русские студиозы – как бы, неровен час, немской ересью не заразиться. Михайло то на возрасте – 23 годов, много чего повидал, да превзошел, а Митя – вьюнош совсем. Что он в свои шестнадцать лет акроме учения, считай, как в затворе монастырском в Москве, да в Университете академическом в Петербурге, видел?
Однако же, как приехали, чуть пообустоились, так и полюбили новую жизнь, и окунулись в бытие дней студенческих радостно. Михайло с Дмитрием как пиявицы ненасытные в науки впились, готовы были денно и нощно учиться. Язык выучили быстро, науки то все интересные. Особливо русских студиозов знаменитый профессор Христиан Вольф нахваливал. Сказывал, что за всю жизнь первый раз таких умных да к наукам приверженных молодых людей обучает. Их уж профессора даже осаживали: хватит, мол, за книгами да в мастерских горбатиться – ступайте погуляйте, тогда и ученье веселей пойдет. А уж погулять то студиозы в Марбурге умели! В этом городе и трактиры с пивом с музыкой да танцами, уличные забавы всякие: странствующие артисты фокусы показывают, по канатам ходят, шарами да кольцами жонглируют, а иные целые представления разыгрывают в лицах, либо в куклах. Особливо Дмитрию да Михайле пиеса о докторе Фаусте понравилась. Они ее не раз видели да потом за пивом в трактире сидючи обсуждали, как учёный муж Фаустус душу дьяволу продал, чтобы молодость воротить да способ узнать – как обращать свинец в золото…
Вот сидят, однажды, Михайло с Дмитрием в трактире – пиво пьют да представление обсуждают.
– Пустяшное дело – представление это. Сплетки да сказки,– Михайло говорит.
– Нет, – возражает Митя, – неспроста сказки сказываются…
– Выдумки всё!
– Понятно, что выдумки! Однако, оне для размышления – как правильно жить в обыкновенности.
– Для размышления – наука. А сказки – так, для забавы.
– А вот, к примеру, тебе бы шут какой предложил враз все науки превзойти, мудрость жизни узнать, через то – богатство и чин хороший получить?..
– Так ведь, небось, за душу!
– Ну, за душу, не за душу… Может, эдак только к слову говориться. А хоть бы и так – однако, можно ведь и поторговаться....
– А спомни, Митя, чем мистерия кончилась? Обманул ведь Фауста бес! Нет, брат, наука постепенности требует, упорства. Сразу-то все премудрости узнать невозможно. Башка треснет.
– Да все то премудрости на что?! Хоть, к примеру, один какой-нибудь секрет, а через него доход денежный и почёт…
В трактире народу полно, за всеми столами горожане да студиозы угощаются питьём хмельным да закусками. Тут и подходит к нашим робятам некий господин:
– Слышу вы по русски говорите, дозвольте за ваш стол притулиться.
– Милости просим. Честь и место. Вы, чай, из России, когда язык наш ведаете? – потому так Митя спросил, что слышит, незнакомец хоть и по русски, а не чисто как то говорит – будто немец с Васильевского острова. Стали незнакомца распрашивать: давно ли он из России, какое занятие имеет? Господин отвествует кратко, дескать, из России давно, сам – негоциант, ведет сухопутную и морскую торговлю, ежели на какой товар спрос открывается. Одет господин чисто, богато: парик завитой да камзол дорогой, треуголка с пером, с позументом, шпага при бедре. Должно негоциант не из бедных.