Англичанка
Шрифт:
Для агентов Конторы действовала одна простая доктрина применения скрытого огнестрельного оружия. Сам Господь даровал ее Ари Шамрону – по крайней мере, так гласила легенда, – а Шамрон, в свою очередь, передавал ее тем, кто отправлялся в ночь исполнять его приказания. Доктрины не существовало в письменной форме, однако любой оперативник мог процитировать ее как благословение перед зажиганием свечей к Шаббату: «Агент Конторы достает пистолет в одном и только в одном случае. Не размахивает им, как гангстер, и не запугивает никого впустую. Он достает пистолет лишь затем, чтобы из него выстрелить, и стреляет до тех пор, пока цель не покинет мир живых. Аминь».
Наставление Шамрона все еще звучало в голове у Габриеля, когда он подошел к лодке. Ступать на борт он не спешил – даже такой худощавый человек, как он, раскачает лодку, шагая по палубе. Значит, действовать предстоит невероятно быстро и уверенно.
Обернувшись через плечо, Габриель увидел Келлера – тот осторожно следил за ним через боковое окно с водительской стороны. Тогда Габриель наконец поднялся на борт и быстро направился через корму ко входу в кают-компанию. К тому времени Лакруа уже показался в дверном проеме. В тесном проходе он выглядел еще крупнее.
– Какого хрена ты делаешь у меня на лодке? – быстро спросил он.
– Простите, – произнес Габриель, примирительно поднимая руки. – Мне сказали, что вы меня ждете.
– Кто это тебе сказал?
– Поль, кто же еще. Он разве не предупредил, что я приду?
– Поль?
– Да, он самый, – уверенно произнес Габриель. – Человек, для которого вы доставили груз с Корсики на материк. Поль сказал, что лучше вас никого нет и что если мне надо перевезти куда-то ценный товар, то вы пригодитесь.
На лице француза отразилось сразу несколько противоречивых эмоций: смятение, подозрение и, конечно, жадность. В конце концов победила жадность. Отступив в сторону, он движением глаз пригласил Габриеля в каюту. Габриель не спеша приблизился к двери, на ходу осматривая интерьер, ища, где Лакруа оставил спортивную сумку – та лежала на столе, рядом с бутылкой перно.
– Не возражаете? – спросил Габриель, кивнув в сторону открытой двери в каюту. – Дело такое, не хотелось бы, чтобы кто-то случайно подслушал.
Лакруа помедлил секунду, затем отошел к двери и закрыл ее. Габриель тем временем встал у стола, на котором лежала сумка.
– Что за работа? – спросил, оборачиваясь, Лакруа.
– Очень простая. Займет всего несколько минут.
– Сколько?
– Вы о чем? – изобразил замешательство Габриель.
– Сколько денег предлагаешь? – пояснил Лакруа, потирая большой палец об указательный.
– О, я предлагаю нечто более ценное, чем деньги.
– Что же?
– Твою жизнь. Видишь ли, Марсель, сейчас ты расскажешь, что твой приятель Поль сделал с англичанкой, иначе я порежу тебя на мелкие кусочки и скормлю рыбам.
Израильская система рукопашного боя крав-мага не славится красотой движений, однако и создавали ее не в эстетических целях. Ее главная задача – как можно быстрее обезвредить или убить противника. В отличие от многих восточных систем, она не запрещает пускать в ход тяжелые подручные предметы против соперника, превосходящего тебя массой и физической силой. Напротив, инструкторы поощряют в студентах изобретательность, учат применять все, что ни попадется под руку. Давид не боролся с Голиафом, любят говорить они. Давид поразил врага камнем и лишь затем отсек ему голову.
Вместо пращи и камня Габриель выбрал бутылку перно – схватил ее за горлышко и метнул, будто кинжал, в лоб перешедшему в атаку Лакруа. Бутылка угодила французу в лоб и рассекла кожу над тяжелыми бровями. Голиаф сразу же рухнул ничком, но Лакруа остался стоять – правда, нетвердо, и Габриель тут же метнулся к нему. Всадил колено в открытый пах, ударил под дых, а после метким ударом локтя сломал челюсть. Обрушив другой локоть на висок, опрокинул Лакруа на пол.
Габриель нагнулся проверить пульс на шее француза, затем, подняв взгляд, увидел в дверном проеме Келлера. Тот улыбался.
– Очень впечатляет, – сказал Англичанин. – Перно – особенно милый штришок.
11
У берегов Марселя
На рассвете дождь прекратился, однако мистраль по-прежнему нес с собой холод и сырость. Ветер пел в снастях лодок на приколе в Старом порту и обдувал палубу «Лунного танца», который Келлер умело вел по направлению в открытое море. Габриель постоял с ним на открытом мостике, пока берег не исчез за горизонтом, а после спустился в кубрик, где на полу, лицом вниз, лежал Марсель Лакруа: руки и ноги ему связали серебристым скотчем, которым заодно заклеили рот и глаза. Габриель перевернул его на спину и одним резким движением сорвал полоску скотча с глаз. К тому времени француз пришел в себя, и в его взгляде читалась одна только ненависть – и никакого страха. Келлер оказался прав: его так просто не запугаешь.
Габриель снова заклеил глаза пленнику и принялся тщательно обыскивать лодку: начал с кубрика и закончил личной каютой Лакруа. Нашел тайник с наркотой, примерно шестьдесят тысяч евро наличкой, фальшивые паспорта и французские водительские удостоверения на четыре имени, сотню украденных кредиток, девять одноразовых мобильников, богатую коллекцию порнографии в бумаге и цифре и чек с номером телефона на обратной стороне. Чек был из бара под названием «Дю Хо» на бульваре Жана Жореса в Роньяке, городке рабочих к северу от Марселя, близ аэропорта. Когда-то давно – казалось, в другой жизни – Габриель проезжал через Роньяк, запомнив его как перевалочный пункт на пути в другое место. Да, собственно, таковым этот городишко и являлся.
Габриель проверил дату на чеке, затем поискал номер с него в журнале звонков на всех девяти телефонах и нашел на трех из них. В нужный день – а точнее утро – Лакруа звонил по этому номеру дважды, с двух разных аппаратов.
Спрятав телефоны, чек и деньги в нейлоновый рюкзак, Габриель вернулся в кубрик. Там он снова сдернул скотч с глаз француза, не забыв и про полоску клейкой ленты на рту. Глядя контрабандисту в глаза, Габриель крепко ухватил его за распухшую челюсть.
– Я задам тебе несколько вопросов, Марсель. Советую сразу говорить правду, второго шанса не будет. Понимаешь меня? – Габриель еще сильней стиснул ему челюсть. – У тебя одна попытка.