Англия, Англия
Шрифт:
— Боюсь, случилось кой-что необычное. — Перед столом Марты Кокрейн стоял Тед Уэгстафф. В это утро Марта была одета в оливковый костюм и белую рубашку без воротника, застегнутую у горла золотым зажимом; ее золотые серьги были точной музейной копией древнебактрийских украшений, колготки изготовлены швейцарской фирмой «Фогаль», а туфли — фирмой «Феррагамо». Все приобретено в «Хэрродз-Тауэре». Тед Уэгстафф был одет в зеленую зюйдвестку, непромокаемые рыбацкие штаны и бахилы с загнутыми голенищами — словом, одеяние достаточно мешковатое, чтобы скрывать под собой любую электронную аппаратуру. Его вечный румянец можно было бы назвать
,
Марта улыбнулась:
— Вот видите, до чего вас довело хорошее образование.
— Извините, мэм? — воззрился он на нее с неподдельной озадаченностью.
— Простите, Тед. Это я о своем, о девичьем, — произнесла Марта, мысленно выругав себя. Подумаешь, вспомнила его резюме. Пора уже привыкать, что если Тед Уэгстафф, замначальника службы охраны по оперативной деятельности и координатор обратной связи с клиентами, является к тебе в образе простого бойца береговой охраны, значит, и держаться с ним надо соответственно. Спустя несколько минут профессиональный имидж выветрится; терпение и еще раз терпение.
Этого распада личности — точнее, ее склеивания с личиной — никто из создателей Проекта не ожидал. Феномен, как правило, принимал безобидные формы, легко сходящие за похвальную увлеченность работой. К примеру, на третьем месяце независимости некоторые работники фонового отдела начали считать себя не служащими «Питко», а теми персонажами, чьи роли играли за деньги согласно контракту. Вначале им поставили неверный диагноз, сочтя недовольными. Но дело обстояло совсем наоборот — то были признаки полного довольства собой. Они были счастливы быть теми, кем стали, и не желали ничего другого.
Целые группы косцов и пастухов — и даже некоторые ловцы омаров — все неохотнее пользовались своими комфортабельными служебными апартаментами. Они заявляли, что им приятнее ночевать в ветхих хижинах без удобств, чем в сверхсовременных зданиях общежитий, перестроенных из бывших тюрем. Некоторые даже просили платить им островными деньгами — просто-таки влюбились в тяже-
лые медные монеты, которыми по целым дням играли в шаффлборд. Ситуацию пристально отслеживали, для «Питко» она могла обернуться долгосрочными преимуществами — к примеру, экономией на обслуживании жилого фонда; но в то же самое время она была чревата каким-то сентиментальным хаосом.
Теперь же болезнь вырвалась за пределы Фонового. Уэгстафф никому вреда не причинял; сложнее было с Джонстоном-«Джонни» и его отрядом имени Битвы за Британию. Они утверждали, что, поскольку сирены воздушной тревоги и приказ «На вылет!» могут прозвучать в любую минуту, им целесообразнее так и ночевать в бараках у летного поля. Иначе они были бы трусами и плохими патриотами. Итак, они разжигали парафиновые горелки, перекидывались на сон грядущий в картишки и засыпали, укутавшись в овчинные куртки, хотя остатками разума и должны были понимать, что фрицы ни за что не устроят внезапного налета, пока Гости не доедят свой «Великий Английский Завтрак». И что теперь Марте делать? Вызвать менеджера по кризисам? Или поздравить себя с тем, что Остров зажил настоящей жизнью?
Тут Марта сообразила, что Тед не сводит с нее глаз.
— Нечто необычное?
— Да, мэм.
— И вы… хотите мне об этом… рассказать?
— Да, мэм. Новая пауза.
— Может быть, вы готовы, Тед?
Замначальника охраны сбросил с себя личину простого рыбака.
— Что ж, говоря без обиняков, есть одна загвоздка с контрабандистами.
— И в чем же дело?
— Они
Огромным усилием воли Марта подавила поднявшийся из глубин ее души беспечный, невинный, чистый, искренний смех — бесплотный, как дуновение ветерка, каприз природы, давно забытую свежесть восприятия; неиспорченность на грани истерики.
Вместо того чтобы смеяться, она сурово потребовала подробностей. На Острове было три поселка контрабандистов, и вот из Нижнего Тэтчема начала поступать информация о происшествиях, противоречащих принципам Проекта. Гости Нижнего, Верхнего и Большого Тэтчемов имели возможность ознакомиться со всеми хитростями традиционной островной отрасли. Им показывали бочки с двойным дном, платья с зашитыми в подол монетами, комья табака, замаскированные под джерсийскую картошку. Складывалось впечатление, что любую вещь можно выдать за что-то другое: ликеры и махорку, шелк и зерно. Доказывая эту истину на практике, парень пиратского вида снимал с пояса кинжал и разнимал на две половинки лесной орех: внутри, в пустой скорлупке, оказывалась дамская перчатка фасона восемнадцатого века. Позднее Гостей вели в Торговый центр, где им предлагалось купить такой орех — а лучше пару, — причем код содержимого был выгравирован лазером на скорлупке. Спустя несколько недель и несколько тысяч миль из шкафа достанут щипцы для орехов, и под аккомпанемент изумленных возгласов перчатка придется точно по руке той, кто ее приобрел.
Как выяснилось, в последнее время торговый центр Нижнего Тэтчема расширил свой ассортимент. Первые улики были слишком уж косвенными: неожиданное появление золотых украшений на некоторых жительницах поселка (вначале вообще не беспокоились, считая кольца и цепочки простой бижутерией), видеокассета с порнофильмом, забы-
тая в телеге; бутылка без этикетки, на четверть объема заполненная жидкостью, которая отчетливо пахла спиртом, и, возможно, даже была ядовита. Путем скрытого наблюдения и засылки тайных агентов были установлены следующие преступления: обрезание островных монет и чеканка фальшивых; тайное производство из местных яблок бесцветного напитка с высоким содержанием спирта; пиратское издание путеводителей по Острову и подделка официальных островных сувениров; импорт порнографии в различной форме, а также сдача жительниц поселка напрокат.
Адам Смит одобрял контрабанду, вспомнилось Марте. Несомненно, он считал ее допустимым продолжением свободного рынка, честной эксплуатацией аномального разнобоя в налоговых и таможенных сборах. Возможно, также она импонировала Смиту как образец истинной предприимчивости. Но не стоит обсуждать эти принципиальные проблемы с Тедом, который стоял перед ней, ожидая, как и любой подчиненный, однозначной реакции, похвал и указании.
— И что же нам, по-вашему, делать, Тед?
— Делать? ДЕЛАТЬ! Да их повесить мало. — Тед Уэгстафф хотел, чтобы злоумышленников выпороли, посадили на ближайший дьеппский паром и выкинули за борт — пусть им чайки глаза выклюют. Также — в жажде возмездия забыв о правах собственников фрихольдов — он хотел, чтобы Нижний Тэтчем был сожжен.
Островная судебная власть была не юридической, а исполнительной — то есть функционировала более гибко и быстро. И все же в данном случае, прежде чем карать злоумышленников, нужно все как следует взвесить. Взвесить не в старомодном смысле «справедливости». Взвесить последствия принятого решения для будущего Острова. Кара должна быть целесообразна. Тед Уэгстафф слишком горяч, но отнюдь не дурак: какой бы вердикт ни приняла Марта, в нем должен присутствовать элемент устрашения.
— Очень хорошо, — произнесла она.