Англия, Англия
Шрифт:
— Значит, выдворить их с первым паромом? Сжечь поселок?
— Нет, Тед. Перебросить их на другой участок.
— Что-о? Простите за дерзость, мисс Кокрейн, но это им как с гуся вода. Мы имеем дело с закоренелыми преступниками.
— Вот именно. Значит, я применю статью контракта номер 13-6.
Тед по-прежнему кипятился, словно Марта предложила какой-то мягкотелый женский компромисс. Статья 13-6 сводилась к тому, что в особых обстоятельствах, определяемых высшим руководством Проекта, служащие могут быть переведены на любую другую работу, пройдя при необходимости курс переподготовки; решение об этом принимается вышеозначенным высшим руководством.
— Значит, вы их переподготовить хотите? Мисс Кокрейн, это не в моих правилах.
— Что ж, вы сами сказали, что они преступники. Вот мы их на преступников и переподготовим.
На следующий день Самые Почетные Гости были приглашены, за соответствующую доплату, стать очевидцами аутентичной «Акции по охране национального достояния». В чем она состоит и где именно произойдет, не уточнялось. Несмотря на нестандартный (предрассветный) час отъезда, билеты шли нарасхват, и наутро триста СПГ, держа в руках кружки с горячим пуншем («Питко» угощает), лицезрели облаву, устроенную таможенниками в поселке Нижний Тэтчем. Место события освещалось пылающими факелами и слегка подсвечивалось софитами; звучали подлинные ругательства соответствующего исторического периода; в окнах мелькали полуголые (по стандартам сериала «Джейн Эйр») подружки контрабандистов. Запах горящей смолы, тусклое посверкивание золоченых пуговиц на кителях таможенников; исполин-контрабандист, замахиваясь кинжалом, разъяренно кинулся на кучку СПГ, но вдруг один из последних отшвырнул кружку с пуншем, сбросил пальто, под которым — о радость! — оказался китель, и свалил злодея одним ударом. Когда взошло солнце, двенадцать вожаков в ночных рубашках и ножных кандалах были под гром искренних аплодисментов посажены на реквизированную телегу. Отбывание наказания — или процесс профессиональной переподготовки — должен был начаться на следующий день в замке Кэрисбрук: одних, посаженных в колодки, будут забрасывать гнилыми фруктами, другие же будут вручную толкать мельничное колесо и расписываться на обертках конечного продукта — хлеба «Арестантский». За двадцать шесть недель таких трудов они отработают штрафы, наложенные на них Мартой Кокрейн. К тому времени, когда преступников отправят на континент, закончат курс обучения новые контрабандисты Нижнего Тэтчема, подписавшие более строгие контракты.
И это сработает. На Острове все работает, поскольку сложности пресекаются в зародыше. Структуры — проще не придумаешь; а основной принцип, проходящий красной нитью через всю жизнь Острова, таков — чтобы что-то сделать, надо это сделать. И потому преступность отсутствовала (не считая ляпов типа вышеописанного) вкупе с системой судопроизводства и тюрьмами — по крайней мере настоящими. Никакого правительства — разве что отрешенный от дел Губернатор — и, следовательно, ни выборов, ни политиков. Никаких юристов — кроме юристов «Питко». Никаких экономистов — кроме экономистов «Питко». Никакой истории — кроме истории «Питко». Кто бы знал в те далекие времена в «Питмен-Хаузе-1», когда они разглядывали карты на Маршальском столе и острили насчет поганого капуччино, — кто бы знал, что их руки, сами того не ведая, созидают не что иное, как зону беспрепятственного спроса и предложения, при виде которой радостно забилось бы сердце Адама Смита. Мирное королевство, ни с кем не воюя, имеет простой продукт и богатеет своими трудами: а чего еще желать человеку, будь он хоть философ, хоть простой обыватель?
Возможно, это и вправду было мирное королевство, государство нового толка, опытная модель грядущего. Если так считают даже Всемирный банк с МВФ, зачем оспаривать свою собственную рекламу? Как электронные, так и старомодные читатели «Таймс» получали непоколебимо добрые новости с Острова, самые разные — из мира за его пределами, и стабильно негативные — из Старой Англии. Последняя, судя по всему, стремительно катилась вниз, в плане экономики и нравственности превращаясь в настоящую помойную яму. В безумии своем отвергая азбучные истины третьего тысячелетия, ее неуклонно вымирающее население погрязло в нищете, грехах и безалаберности; а из всех чувств староангличанам были ведомы лишь два — уныние и зависть.
Напротив, на Острове быстро сформировался бодрый, современный патриотизм: не тот патриотизм, что держится па сентиментальных воспоминаниях и сказках про завоевателей, но патриотизм, который сэр Джек описал бы тремя словами: «здесь, сейчас и магия». Почему бы нам не восхищаться нашими достижениями? Ведь остальной мир от них в восторге. Репозиционированный патриотизм породил новый вид горделивого островного менталитета. В первые месяцы независимости, когда Острову грозились судебным преследованием и поговаривали о блокаде, островитяне чувствовали себя храбрецами, тайно прокатившись паромом в Дьепп, а начальники — слетав служебным вертолетом на ту сторону Канавы. Но вскоре подобные вылазки утратили свою прелесть, поскольку были одновременно непатриотичны и бессмысленны. Зачем глазеть со стороны на язвы чужого общества? Зачем шляться по трущобам, где люди отягощены днем вчерашним, позавчерашним и позапозавчерашним — в общем, историей? Здесь, на Острове, они с историей расправляются одной левой — небрежно закидываешь ее на плечо и шагаешь по полям, подставив лицо свежему ветру. Путешествуй налегке: это верно не только для туристов, но и для наций.
Итак, Марта с Полом работали в пятидесяти футах друг от друга в «Питмен-Хаузе-2», а отдыху — когда отдыху, когда «Не Просто Отдыху» — предавались в квартире дома для высшего руководства «Питко» с пятизвездочным видом на то, что карты упрямо именовали Ла-Маншем. Кстати, мнение, что воду тоже необходимо переименовать, если не полностью репозиционировать, становилось все более популярным.
— Тяжелая неделька? — спросил Пол. Вопрос был, по сути, ритуальным, поскольку Пол был посвящен во все профессиональные тайны Марты.
— Да так, средняя. Поработала сводней у английского короля. Пыталась выпереть доктора Макса — безуспешно. Плюс дела с контрабандистами. Хорошо, хоть это пресекли.
— Я ви-ви-выпру доктора Макса за тебя, — с энтузиазмом предложил Пол.
— Нет, он нам нужен.
— Нужен? Ты сама сказала, к нему никто и на милю не подходит. Доктор-Максова драная история никому не нужна.
— Он простодушный. Мне даже кажется, он единственный простодушный человек на всем Острове.
— Мар-та. Мы что, об одном и том же персонаже говорим? Герой телеэкрана — точнее, экс-герой — портновский манекен, фальшивый голос, фальшивые манеры. И он — простодушный?
— Да, — упрямо ответила Марта.
— Ладно, ладно, как неофициальный Мыслелов Марты Кокрейн сим вношу в анналы ее мнение, что доктор Макс простодушный. Оформлено и сдано в архив.
Марта выдержала паузу.
— Ты по прежней работе скучаешь? — подразумевая: по прежнему начальнику, по своей жизни до того, как появилась я.
— Да, — просто ответил Пол.
Марта стала ждать. Она ждала нарочно. Теперь она почти подзуживала Пола, выжимала из него признания, после которых он падал в ее глазах. Банальное извращение пли скрытая тяга к саморазрушению? Почему два года с Полом иногда кажутся ей двумя десятилетиями?
Итак, некоторые фибры ее души даже обрадовались, когда он продолжил:
— Я все равно считаю, что сэр Джек великий человек.
— Отцеубийца раскаялся?
Пол поджал губы, опустил взгляд; в его голосе зазвенела стервозность педанта:
— Марта, ты иногда очень уж умничаешь, себе во вред. Сэр Джек — великий человек. Проект — его замысел от начала до конца, от корки до корки. Кто тебе зарплату платит, если подумать? Кто тебя одевает — он!
Очень уж умничаешь. Себе во вред. Марта вернулась назад в детство. Ты, случайно, не зарываешься? Не забывай, что цинизм — родной брат одиночества. Она взглянула на Пола, вспоминая, как он впервые на ее памяти поднял голову, как соломенное чучело обернулось человеком.
— Что ж, возможно, доктор Макс — не единственный простодушный человек на Острове.
— Не надо меня третировать, Марта.
— Ты неправильно понял. Простодушие мне нравится. В нашей среде с ним туго.
— И все равно ты меня третируешь.
— А сэр Джек все равно великий человек.
— Иди ты на хер, Марта.
— Давно там не бывала, кстати.
— Что ж, на мой сегодня не рассчитывай, большое спасибо за честь.
В другой ситуации ее бы тронули учтивые оговорки Пола. Такая уж у него привычка — говорить: «Я тебя, извини за выражение, ненавижу», «А ну тебя, к чертям собачьим, грязная ты, прости Господи, свинья». Но сегодня это было непростительно.