Английская лирика первой половины XVII века
Шрифт:
В вакхическом безумстве мы несли
Сердца и души вихрем вкруг земли,
В венце из роз, в испуге, в изумленье
От своего хмельного исступленья;
Да, я ширял, как пламенный дракон,
Но к дому невредимым возвращен.
О наша всемогущая природа!
Ты даришь огнь сынам людского рода,
А с ним простор, насущный хлеб, и честь,
И воскрешенье от греха, и весть,
Что воцарится над юдолью бренной
Всеобщий
Когда все станут равными. Во прах
Какие тысячи б сошли в веках
И сколькие в грядущем миллионы!
Но души смертных, одухотворенны
Тобой, живут благодаря тебе
И не сдаются злобе и судьбе.
Гомер, Мусей, Овидий и Вергилий
Прозренья огнь поныне сохранили,
И наши барды, милостью твоей,
Тенями да не станут средь теней,
Доколе мир для славы или слуха
Хранит фанфары, и язык, и ухо;
Но сей удел не для меня, о нет:
Я сам себе и небу дал обет
И пламень чувств, и совести движенья
Вручить священническому служенью.
Не жупел человечества, нужда,
С тобою нас разводит навсегда,
Взывая к здравомыслию, но знанье,
Что я созрел для высшего призванья,
Иначе б я давно утратил пыл
И в сытом самомнении почил;
Нет, бог природы новые отличья
Готовит мне для вящего величья.
Ты поняла? Ступай же; нет, постой,
Ты слышишь речь, рожденную тоской,
Ты видишь лоб, тоской изборожденный,
О, не таков ли на смерть осужденный,
Когда в слезах, печалясь о былых
И небывалых радостях земных,
С товарищами он бредет куда-то,
Откуда человекам нет возврата.
И менестрель такой же бросил взгляд
На Эвридику, шедшую сквозь ад,
Каким тебя я всякое мгновенье
Слежу с явленья до исчезновенья,
Каким вотще взываю о любви
И жажду удержать черты твои.
Так Демосфен, велением собранья
Навеки обреченный на изгнанье,
Глядел назад и видел за кормой
Дым очагов над Аттикой родной;
Так Туллий, не любовник, но свидетель
Времен, когда почила добродетель,
Глядел и тщился рок остановить
Иль падший город взором уловить.
Так, так я на тебя гляжу печально;
И что любовь моя материальна,
А не словесна - я в залог принес
Жемчужины моих замерзших слез
Бери, ступай неспешною стопою,
К Легасову направься водопою
И на горе раздвоенной узри
Священных дев, которых трижды три,
И осуши стыда и гнева чашу
За
И, опьянев, кляни хромых, слепых
Балладников, коверкающих стих,
Присвоивших твои алтарь и имя;
О, преврати их чарами своими
Вон тех в лягушек, а вот этих в змей,
Таких-то - в крыс, а этаких - в свиней,
Чтоб их обличье стало так отвратно,
А сущность даже глупому понятна.
Последний поцелуй! Теперь иди;
И я пойду, храня тебя в груди,
Хотя не ты даруешь вдохновенье
Для проповеди горнего ученья,
А муза новая. Но ты - мой друг,
Так будь во мне готова к сим заботам,
Служанка, облеченная почетом.
Благотворящих благость вводит в рай;
Наш труд - венец земных трудов. Прощай.
Перевод А. Я. Сергеева
СИЛЬВИИ, С ПРИГЛАШЕНИЕМ ВЕНЧАТЬСЯ
Ну - под венец! И спать друг возле друга.
Счастливей кто супруги и супруга?
Твои часы стоят, мои спешат,
Но ведь ничьи не повернешь назад.
Что ж, Сильвия, гони свои сомненья,
Любви правдивой чужды промедленья.
К мольбам безумца преклони свой слух.
Любить иль мудрой быть - одно из двух.
Перевод Т. Ю. Гутиной
Генри Воэн
ВОЗРОЖДЕНИЕ
В цепях - и все ж мне удалось
Бежать весной,
И весь в цветенье, полон роз
Был путь передо мной;
Но ветер, хладно-жгуч,
Цветы мертвил,
И грех покровом черных туч
Мой бедный ум обвил ...
Обман! Весной назвать нельзя
Сих вихрей бег!
Меня нагорная стезя
Вела сквозь лед и снег;
Так пилигрима глаз
С надеждой ждет,
Чтоб ширь небес отозвалась,
Но, плача, дождь идет...
Я шел и тяжело вздыхал,
Вилась стезя,
И на горе я отыскал
Весы - и в руки взял:
Я взвесил груз скорбей,
Недавних бед,
Но оказалось - тяжелей
Веселье прежних лет!..
Вдруг кто-то крикнул: "Прочь!" - И вдруг
Мне виден стал
Восток прекрасный, свежий луг,
Луг, где Иаков спал:
Нет, не для наших ног
Сия земля,
По ней ступает лишь пророк
Да божий друзья ...
Внезапно я узрел вокруг
Высокий лес,
Чьи ветви, наподобье рук,
Сплетались там и здесь,
И в нем моя душа,
Изумлена,
Свои потери вновь нашла
В ней расцвела весна.
Раскрылось солнце, лик земли