Англо-бурская война. 1899-1902
Шрифт:
Тем временем 21 сентября собрался совет Оранжевого Свободного Государства. Уже не вызывало сомнений, что эта республика, с которой у нас не было никаких трений, с которой, напротив, мы имели весьма дружественные отношения, намеревается выставить свои силы против Великобритании. Несколько раньше Оранжевое Свободное Государство и Трансвааль заключили военный союз, который, насколько можно судить (пока засекреченная история этих событий не станет достоянием общественности), был исключительно необдуманным и невыгодным соглашением для меньшей республики. Ей нечего было бояться Великобритании, поскольку именно Великобритания по своей воле сделала ее независимой республикой, и они мирно сосуществовали в течение сорока лет. Законы Оранжевого Свободного Государства были столь же либеральными, как и наши собственные. А по этому самоубийственному договору республика согласилась разделить судьбу государства, которое сознательно провоцировало войну своим постоянно враждебным отношением и чье реакционное недемократичное законодательство, как можно себе представить, должно было отвращать прогрессивного соседа. Может, существовали амбиции, подобные процитированным из разговора с доктором Рейцем, или они обольщались по поводу соотношения сил противников и возможного будущего Южной Африки. Однако, каковы бы ни были причины, договор заключили, и подошло время проверить,
Тон президента Стейна на заседании совета и полученная им от большинства бюргеров поддержка однозначно говорили о том, что две республики будут действовать как единое целое. В своем вступительном слове Стейн решительно высказался против британской позиции и заявил, что его государство связано с Трансваалем всем, что близко и дорого. Среди необходимых мер предосторожности, которыми британское правительство больше не могло пренебрегать, была отправка небольшого отряда для защиты длинной и уязвимой железной дороги из Кимберли в Родезию, проходившей в непосредственной близости от границы с Трансваалем. Сэр Альфред Милнер связался с президентом Стейном по поводу переброски войск, указав, что эта мера ни в коем случае не направлена против Оранжевого Свободного Государства. Сэр Альфред Милнер добавил, что имперское правительство все еще надеется на мирное урегулирование проблемы с Трансваалем, однако, если эта надежда не оправдается, оно рассчитывает на то, что Оранжевое Свободное Государство сохранит нейтралитет и предотвратит вооруженное вмешательство со стороны своих граждан. Правительство гарантирует, что в этом случае неприкосновенность границ Оранжевого Свободного Государства будет соблюдаться самым строжайшим образом. В заключение он отметил, что не существует каких-либо причин нарушать дружественные отношения между Свободным Государством и Великобританией, поскольку наши намерения в отношении них самые мирные. Президент Оранжевого Свободного Государства несколько грубо ответил, что не одобряет наших действий по отношению к Трансваалю и сожалеет о переброске войск, которую бюргеры сочтут угрозой для себя. Последовавшая резолюция совета Свободного Государства заканчивалась словами: «Что бы ни случилось, Свободное Государство честно и полностью выполнит свои обязательства перед Трансваалем в соответствии с существующим между двумя республиками политическим союзом». Резолюция показала, что было невозможно не допустить втягивания в водоворот этой страны, созданной нашими руками и не имеющей никакого основания ссориться с нами. Отовсюду, со всего протяжения обеих границ, поступали известия о военных приготовлениях. Уже в конце сентября войска и вооруженные бюргеры начали сосредотачиваться на границе, и самые упорные скептики стали наконец понимать, что тень большой войны их действительно накрывает. В Фолкрюсте, на границе Наталя, накапливали артиллерию, военное имущество и снаряжение, показывая, где можно ожидать начала бури. В последний день сентября доложили, что из Претории и Йоханнесбурга в этот пункт вышло двадцать шесть военных обозов. Одновременно приходили сообщения о сосредоточении сил в Малмани, на границе Бечуаналенда, что угрожало железнодорожной линии и британскому городу Мафекингу – название, которому в скором времени суждено было стать известным всему миру.
3 октября произошло то, что являлось самым настоящим военным актом. Тем не менее британское правительство (терпение которого граничило со слабостью) отказывалось считать его таковым, продолжая разрабатывать окончательную дипломатическую ноту. В Вереенигинге остановили почтовый поезд из Трансвааля в Кейптаун. Бурское правительство захватило недельный груз золота для Англии на общую сумму около полумиллиона фунтов стерлингов. На дебатах в Кейптауне в тот же день министр внутренних дел, по происхождению африканер, признал, что с государственной железной дороги за границей исчезло ни много ни мало 404 грузовика, которые не были затем возвращены. Этот случай, вместе с известием о транспортировке оружия и боеприпасов в Преторию и Блумфонтейн через Капскую колонию, вызвал глубокое возмущение британских колонистов и всей британской общественности. Возмущение усилилось при сообщениях о трудностях, которые испытывают приграничные города, такие как Кимберли и Фрейбург, с получением пушек для собственной обороны. Оба раада распустили, а последними словами старого президента стало обращение к Богу как последнему Судье и заявление, что война неизбежна. Англия тоже была готова (менее бесцеремонно, но не менее искренне) передать это дело на рассмотрение того же самого грозного Судьи.
Днем ранее – 2 октября – президент Стейн проинформировал сэра Альфреда Милнера о том, что считает необходимым призвать бюргеров Свободного Государства – то есть мобилизовать свои силы. Сэр A. Милнер написал, что сожалеет о его решении и не теряет надежды на мир, поскольку уверен, что правительство Ее Величества с готовностью рассмотрит любое разумное предложение. Стейн ответил, что не видит смысла в переговорах, если не прекратится пополнение британского контингента в Южной Африке. Поскольку наши силы все еще заметно уступали противнику в количестве, прекратить пополнение было невозможно, и переписка, таким образом, ни к чему не вела. 7 октября в Великобритании призвали резервистов для 1-го армейского корпуса. Этот факт и другие признаки говорили о том, что в Южную Африку было решено направить значительные силы. Чтобы иметь возможность официально получить согласие народа на серьезные меры, которые уже явно были нужны, был созван парламент.
Несколько неторопливую работу британского Министерства по делам колоний подстегнул поступивший 9 октября неожиданный и наглый ультиматум бурского правительства. Приходится признать, что в борьбе умов, как и в военном противоборстве, последними обычно смеялись наши простые и простодушные южноафриканские соседи. Этот случай не стал исключением. Пока наше правительство аккуратно и терпеливо вело дело к ультиматуму, наш оппонент уже сыграл той самой картой, которую мы только готовились выложить на стол. Полученный документ был абсолютно четким и ясным, а его форма так возмущала, что не возникало сомнений в том, что его составляли с целью спровоцировать немедленную войну. В документе требовали незамедлительно отвести войска от границ республики, удалить из Южной Африки все пополнение, прибывшее туда в течение последнего года, а находящееся на данный момент в море вернуть обратно без высадки. Не получив удовлетворительного ответа в течение сорока восьми часов, «…правительство Трансвааля с глубоким сожалением будет вынуждено рассматривать действия правительства Ее Величества как официальное объявление войны, последствия которой будут лежать на английской стороне». По всей империи это послание встретили с насмешкой и гневом. На следующий день через сэра Альфреда Милнера передали ответ.
«10 октября. Правительство Ее Величества с глубоким сожалением встретило категорические требования правительства Южно-Африканской Республики, выраженные в Вашей телеграмме от 9 октября. В ответ извольте проинформировать правительство Южно-Африканской Республики, что его условия таковы, что правительство Ее Величества считает невозможным их обсуждать».
Итак, мы подошли к концу этой долгой дороги, оставив позади сражение перьев и пререкания языков для арбитражного суда «ли-метфорда» и «маузера». Жаль, что до этого дошло. Буры близки нам, как никакой другой народ. Они принадлежат к тому же фризскому роду, [32] который населил наши собственные берега. По образу мышления, вероисповеданию, уважению к закону они такие же, как мы. Они смелы, гостеприимны и имеют страсть к охоте, которая столь дорога англо-кельтам. На свете нет народа, имеющего больше качеств, вызывающих наше восхищение, и не последнее из них – любовь к свободе, которую (и это предмет нашей гордости) мы поощряем в других, как и питаем сами. Но тем не менее мы оказались в ситуации, когда во всей огромной Южной Африке не нашлось места для нас обоих. В таких делах не бывает правых. И в нашем кратком повествовании говорилось, что в прошлом мы допускали промахи. На нас лежит ответственность за рейд Джеймсона, осуществленный англичанами под руководством офицеров, состоящих на королевской службе, на нас и вина за неполноценное расследование этого не имеющего оправдания дела. Вот спички, которые помогли разжечь большой огонь, и именно мы держали их в руках. Однако вязанки хвороста, оказавшиеся столь огнеопасными, сложили не мы. Они представляли собой притеснения, чинимые половине сообщества, неизменную решимость меньшинства облагать налогами и держать в черном теле большинство, стремление народа, жившего лишь два поколения на южноафриканской земле, настаивать на том, что она принадлежит только им. За всем этим, вероятно, стояло желание голландцев доминировать во всей Южной Африке. Таким образом, Британия сражалась за серьезное дело. Когда народ, не жалуясь, воюет месяц за месяцем, он может утверждать, что доказал свою уверенность в справедливости и необходимости этой борьбы. Какая система правления – голландская или британская – должна существовать в этой огромной стране? Первая означает свободу для единственного народа, вторая – равные права всех белых людей под общим законом. Что каждая из систем означала для цветных народов, пусть скажет история. Вот главный вопрос, который предстояло решать с того момента, как часы пробили пять часов в среду 11 октября 1899 года. Этот момент ознаменовал начало войны, которой суждено было определить судьбу Южной Африки, внести большие изменения в Британскую империю, серьезно повлиять на будущее всего мира и, кстати, изменить многие наши представления относительно военного искусства. Историю этой войны, при ограниченных данных, но с огромным желанием сделать все тщательно и объективно, я теперь и постараюсь изложить.
32
Англосаксы.
5
Талана-Хилл
Холодным туманным утром 12 октября бурские лагеря в СандСпруите и Фолкрюсте были свернуты. Бюргеры выступили на войну. Примерно двенадцать тысяч человек, все верхом, с двумя батареями из восьми орудий «Крупп» каждая. Они пошли в наступление с севера, рассчитывая позже соединиться с силами Свободного Государства, а также контингентом немцев и трансваальцев, которые должны были перейти границу Оранжевого Свободного Государства. Пушки начали движение за час до рассвета. Стрелки следовали сразу за последним орудием, так что первые лучи солнца упали на черную волнистую линию, исчезающую между холмами. Случайный свидетель говорит о бурах: «Их лица потрясали. По большей части они выражали решимость и упорство бульдога. Ни тени страха или неуверенности. В чем бы ни обвиняли бура, никто не скажет, что он трус или человек, недостойный клинка британца». Эти слова были написаны в начале кампании, а вся империя и теперь подпишется под ними. Если бы только эти люди желали быть нашими согражданами! Все золотые копи Южной Африки не стоят их самих.
Основные силы Трансвааля включали в себя отряды из Претории (численностью 1800 человек), Хейделберга, Мидделбурга, Крюгерсдорпа, Стандертона, Ваккерстроома и Эрмело, а также республиканскую артиллерию. Великолепное, прекрасно организованное, войско было экипировано лучшими орудиями в военной истории. Кроме шестнадцати крупповских пушек, буры везли с собой два тяжелых шестидюймовых орудия, произведенных в Крезо, которым было суждено играть очень важную роль в начальной части кампании. Бурская армия, помимо своих граждан, включала ряд иностранных формирований из Европы. Значительная часть немецкого корпуса находилась с силами Свободного Государства, но несколько сотен немцев шли с севера. Присутствовали также голландское и ирландское (наверно, точнее ирландско-американское) соединения человек по двести пятьдесят. Ирландцы скакали под зеленым флагом и с арфой.
По общему мнению, бойцы делились на два разных типа. Одни – городские буры. Нарядные и, возможно, несколько ослабленные преуспеванием и цивилизацией бизнесмены и специалисты, но более живые и сообразительные, чем их сельские товарищи. Они чаще говорили на английском, чем на голландском языке. Многие, несомненно, были британского происхождения. Другие – самые опасные (как по количеству, так и по главным качествам) буры из сел. Загорелые, обросшие бородатые фермеры, люди Библии и винтовки, впитавшие традиции партизанской войны. Они, может быть, лучшие на земле прирожденные воины – меткие стрелки, охотники, привыкшие к ограничениям в еде и еще больше в удобствах. Их манеры и речь были грубы. Однако, несмотря на все клеветнические и очень редко правдивые неприятные подробности, этих людей вполне можно поставить рядом с самыми дисциплинированными солдатами мира по гуманности и стремлению соблюдать обычаи войны.
Несколько слов о человеке, который вел это замечательное воинство. Петрус Жубер – по рождению капский колонист, то есть, как и Крюгер, наш соотечественник из тех, кого несовершенные законы нового государства заставили сняться с места. В его жилах текла кровь французских гугенотов, облагораживающая любой народ, с которым соприкасается. Эта кровь дала ему рыцарство и великодушие, за что Жубера уважали и любили даже противники. Он проявил себя одаренным командиром во время многочисленных локальных конфликтов и британской кампании 1881 года. В отстаивании независимости Трансвааля Жубер был исключительно последователен – не принимал должностей от британцев, как это делал Крюгер, а всегда оставался непримиримым. Высокий и крепкий, с холодными серыми глазами и жестким ртом, наполовину скрытым густой бородой, он давал прекрасный пример солдатам, которыми командовал. Ему шел шестьдесят пятый год. Огонь юности, как утверждали некоторые бюргеры, угас в нем. Однако Жубер был опытен, хитроумен и сведущ в военном деле, не стремительный и блестящий, а неторопливый, уравновешенный, основательный и непоколебимый.