Аниматор
Шрифт:
Мы даже поможем деньгами! – говорят они. При этом потихоньку-полегоньку подтягивают разнообразные рогатки. И методично расставляют вокруг… А этот-то, в состоянии аффекта который… который вбухал в проект чужих денег… ну не будем много брать… ну скажем, миллионов восемь вбухал – ни черта не замечает. Платит проценты из последних сил, честь по чести. Сейчас-де проект будет реализован, уже на завершающей стадии, буквально полгода осталось до запуска, дело пойдет – и он выкрутится. Да еще отпрысков своих на три колена вперед обеспечит… ишь ты!
Вторая косточка тоже пролетела мимо люстры, дала в потолок и, отскочив, зрительно изгладилась где-то на ворсе сине-бордового ковра. Лева недовольно цыкнул (Белозеров сдержанно вздохнул), взял еще одну маслину и сказал:
– И вот у него все готово: проектная документация
– Ну да, – кивнул Белозеров.
– И понимает глупый предприниматель, утирая бессильные слезы, что ошибался он, когда думал, что вышел – большой и сильный – на простор
России показать свой ум, размах и деловитость. На самом деле настоящие большие и сильные пустили его, как малька, в садок, чтоб подрос и жирку нагулял… Ну и впрямь – кой толк его жрать, когда в нем одна кость да злоба голодная? Надо подождать… А вот когда вложился, когда горы своротил, дело наладил, когда задышало оно и того и гляди осыплет искомым золотом – вот тут-то и нужно его вместе с делом слопать… Не подумал он, что большие, они потому и большие, что у них и аппетитов, и возможностей куда больше. Они ему когда-то деньжонок на пять процентов бизнеса сунули, а теперь выпьют крови на все сто. И счастлив он будет до обморока, когда, наконец, предложат десятую часть – за все про все… и предложат-то как: снисходительно… Но он не оскорбится, а с радостью возьмет – чтоб хоть не в петлю, хоть не под пулю; кое-как расплатится с долгами, а сам известно куда – под забор, Валя, под забор! Потому что именно забор – это судьба русского дельного человека, русского изобретателя… Вовсе не кабак, как думали прежде: ты в кабак-то сунься – кусается!.. а вот именно что забор!..
– Ну хватит, а! – несколько раздраженно сказал Белозеров, когда очередная косточка, неожиданно сделав на Левином пальце классический кикс, едва не угодила ему в физиономию.
– Что ты такой нервический? – удивился Лева. – У Родчинского давно не был? Может, почки распустились? Или печень?
– Я совершенно нормальный, – возразил Белозеров. – Просто уж больно ты сегодня велеречив…
– Валя, дорогой, – примирительно заметил Лева. – Мы с тобой с детских лет знаем, что, например, оладьи с кленовой патокой нагоняют на человека лень и дремоту, и собеседник из него становится просто никакой. А вот чашка кофе, рюмка приличного коньяку и несколько настоящих маслин производят совершенно иное действие. И потом: ты у нас тоже краснобай не из последних.
Белозеров хмыкнул: где уж мне с тобой тягаться…
– Ладно, ладно, не стоит излишне скромничать. Так о чем бишь мы? Ну да: хотел с тобой посоветоваться. Видишь ли…
Ожидая продолжения и умиротворенно щурясь, Белозеров смотрел в стеклянную стену кабинета, за которой плескалось золото-бронзовое море пригородного парка.
Комната имела только одну плоскую стену, три другие сходились с потолком, в последней трети становясь подобием прозрачного носа подводной лодки. Белозеров всегда здесь вспоминал одно стихотвореньице Пастернака… про дачу… что-то куда-то вроде носа фрегата… в парк, в лес?.. та-та, та-та-та, лес и дачу… Или это из другого? Никак не мог вспомнить точно, а заглянуть
Сейчас краешек солнца лился из правого угла, стекал по стенам на пол, плавил бронзу и хром.
Красиво, красиво, ничего не скажешь. Себе он такого позволить не мог. Ну и ладно. В конце концов каждому человеку есть чем гордиться.
Он, например, гордился своей минералогической коллекцией. Вечерами
(особенно если срочная работа, надобность неотложного решения) задумчиво расхаживал вдоль стеллажа, приближая к глазам то загадочные послания письменного гранита, то павлиньи переливы халькопирита. Игра камня настраивала мозги на верный лад. Кроме того, вокруг них жило множество любопытных слов, которые он, как человек интеллигентный и не лишенный творческого дара, любил посмаковать.
Лева задумчиво покачал в ладони пустую чашку, потом резким движением перевернул и поставил на блюдце.
– Чертова Качария. Вот уж вечное спасибо отцу народов, будь он трижды проклят…
Белозеров вздохнул. Левину позицию он хорошо знал. Лева полагал, что проблемы, связанные с Качарией, имеют своим истоком выселение качарцев в Среднюю Азию и Казахстан в середине сороковых годов. Мол, вот их выселили ни за что ни про что, обрекли несколько поколений от мала до велика на униженное, гибельное существование. Потом разрешили вернуться на родину. А там за это время успела развиться новая жизнь… они оказались подвешенными между небом и землей… и вот так, дескать, слово за слово, одно к одному, дальше – больше: дожили… Сталинистом Белозеров себя не считал, но все же Левины речи на этот счет всегда его несколько коробили. Во-первых, что значит – ни за что? Совсем бы не было за что, так и разговору бы не пошло; во-вторых, если разобраться…
– Ахмед Гарипов пару дней назад в интервью газете “Репабблика” заявил, что в случае его прихода к власти, который, как ты знаешь, он считает законным и скорым, новое качарское правительство первым делом национализирует компанию “Качар-ойл”. Слышал?
– Слышал, – лениво ответил Белозеров. – Действительно, заявил. И что?
На самом деле ход рассуждений был ему очевиден. “Качар-ойл” принадлежит Леве. В случае ее национализации и, соответственно, утраты Лева лишится примерно трети своего состояния. Правда, у него останется “Промнефтегаз”, а это сила, мощь, это Сибирь-матушка, а не чахлые, испитые качарские скважины… Но все равно жалко. Между тем через три года выборы. И нынешний президент захочет продлить свои полномочия на новый срок. Для чего ему будут нужны деньги на предвыборную компанию. Он обратится к крупным предпринимателям. И те дадут, потому что хотят иметь в будущем некоторые преференции и надеются, что их не забудут. А Лева вправе заявить, что ни копейки не даст, – его-де разорили именно в пору правления нынешнего президента… Но это слишком прямо, а Лева не из тех, кто разъясняет простые истины. Да и куда ему деваться от выборов? Не на облаке живет… Нет, не то.
Лева взял чашку, стал разглядывать причудливые натеки кофейной гущи.
– Не то, – удовлетворенно сказал он, отставляя чашку. – Совсем не то.
– Что “не то”?
– Что ты подумал.
– А что я подумал?
– Ты подумал про выборы.
Белозеров хмыкнул.
– Подумал ведь? И неправильно подумал. От побора выборов… ха-ха!.. от выборов-поборов я все равно не отверчусь. Потому что только дети полагают, будто слово “олигархия” переводится как “власть немногих”, а слово “олигарх”, соответственно, – примерно как “представитель власти немногих”. А ты человек взрослый и знаешь, что олигарх – это всего лишь кошелек власти. Верно? Власть вправе в него залезть в любую секунду и взять столько денег, сколько захочет. А если вдруг кошелек упрется и не отопрется, порезать его на варежки. Да что я тебе толкую, строишь из себя юношу… просто смешно.
Они помолчали.
– Тоже мне, Вольф Мессинг, – буркнул Белозеров. – Читатель мыслей.
Но ничего не попишешь: с Левой он всегда чувствовал себя немножко мальчиком. Иногда, конечно, и ему удавалось его урыть, но редко, до обидного редко. Не башка, а компьютер.
– А вот знаешь, – оживился Лева, – мне один немецкий художник как-то рассказал такую хохму. Знаменитый такой художник, весь мир объездил, все премии во всех странах получил. А в школе он учился с одним парнем – ну как мы с тобой, примерно, – которого в свое время подцепила Штази. Ты этих ребят знаешь.