Анна Фаер
Шрифт:
– Ну,- безразлично сказал Макс, одевая свой пуховик.
– Кира! Кира! – позвала я.
Эта маленькая и сверхактивная девочка ураганом внеслась в комнату. Уже в следующую секунду она показывала мне чёрную дыру на месте молочного зуба.
– И тебе не было больно? – спросила я.
– Нет! Совсем не больно!
– Вау!
Я пристально посмотрела на Макса, который натягивал варежки. В комнате висело молчание. Я смотрела сосредоточенно на Макса, а все удивлённо смотрели на меня. Только Кира всё не могла угомонится, показывая всем,
– Что? Что не так? – не выдержал моего взгляда Макс.
– Нет! Всё отлично! Я просто думаю, что из тебя бы вышел отличный отец.
Он улыбнулся своей божественной улыбкой.
– Мой папа и папа Димы совсем не умели вырвать молочные зубы безболезненно,- я весело обернулась к Диме. – Нашим детям будет вырывать зубы Макс!
Он посмотрел на меня немного удивлённо, потом побагровел, открыл рот, но так ничего не сказал.
– Ты чего? – я растерялась.
– Ты сказала «нашим детям»? – едва выдавил он из себя.
Я засмеялась так, что начала даже бить ладошкой по коленке.
– Нашим детям – это твоим и моим в отдельности! Не общим!
Мы выбрались на улицу, а я всё ещё смеялась и подшучивала над Димой. Только когда мы забрались в мой пустующий дом, я смогла успокоиться.
– У меня две новости! – сказала я. – Одна хорошая, а другая плохая! С какой начать?
– Мне плевать,- сказал Макс спокойно.
– С хорошей! – решительно сказал Дима.
Я, понятное дело, слушала Диму, а не Макса.
– Хорошая новость: у нас есть пицца!
– О! Это не хорошая новость, это шикарная новость!
– А плохая,- перебила я Диму,- это то, что она как бы готова, но её осталось поместить в духовку и всё такое. Но я этого делать не умею.
Мы пошли на кухню, и я указала на противень с сырой ещё пиццей.
– Мама перед отъездом оставила. Но, кажется, она ожидает от меня слишком много.
– Да ведь всё просто,- сказал Дима, внимательно поглядывая на духовку и пиццу.
– Всё просто? Отлично! Тогда всё сам и делай.
– Я думал, что буду есть, а не готовить.
– Ничего,- утешила его я,- за заслуги перед Родиной, я отрежу тебе кусок побольше.
– Замётано,- расплылся в счастливой улыбке он.
Как мало этому парню нужно для счастья. Ему достаточно неисчерпаемого запаса чая и еды. И всё. Как с ним просто.
– У нас где-то полчаса, и пицца готова! – объявил Дима.
– Отлично!
Эти полчаса мы занимались отличным делом. Игра в карты, дамы и господа! Что может быть лучше? Только не говорите: «Игра в карты на раздевание». Дима уже так пошутил, поэтому получил оплеуху и целый град обвинений в том, что он ужасный извращенец, и мне вообще страшно находиться с ним в одном доме.
Мы играли в карты. Как ни странно, я даже иногда не побеждала. Не хочу говорить, что я проигрывала. Вот сравните два предложения. Я иногда не побеждала. Я иногда проигрывала. Ведь первое звучит лучше! Разве я не права?
– Знаете, чего я хочу? – я отложила карты в сторону.
– Пиццы? Я вот хочу пиццу,- оживился Дима.
– Нет! Нет, не пиццу! Я хочу, чтобы мы что-то делали! Вот мы такие самоуверенные и решительные, мы хотим сделать мир лучше, а ведь ничего не делаем! Совсем ничего.
– Отложи завоевание мира хотя бы на один день в сторону,- сказал Дима спокойно. – Отложи завоевание мира и наслаждайся тем, что у тебя в духовку отличная и вкусная пицца, которая скоро будет готова.
– Что ты привязался ко мне с этой пиццей? – я почему-то взбесилась. – Я ведь о серьёзных вещах говорю! Вы не представляете, каково мне, когда столько всего нужно изменить, а мы вместо этого ничего не делаем. Это меня убивает!
– Это тебя не убивает,- сказал Макс холодно.
– Убивает! Я несчастна из-за этого!
– Ты не несчастна.
Чёрт возьми, откуда у него эта уверенность в голосе?! Что он вообще знает?
– Ладно,- я посмотрела прямо в его зелёные глаза,- хорошо. Может, я и не несчастна, но я точно не счастлива. Я просто не могу быть счастливой, когда в мире столько проблем! Да, может быть, они не касаются меня лично, но они касаются всех остальных людей, а я волнуюсь за них.
– Зря. Им не нужно, чтобы кто-то за них волновался.
Голос Макса как-то незаметно сделался мне неприятным. Не знаю, как давно это со мной. Может быть, только что. Но больше его прекрасный тенор меня не радует. Теперь он меня раздражает.
– Нет, кто-то должен о них волноваться, если они сами не волнуются! Кто-то должен им всем помочь!
– Им не нужна помощь, Фаер. Всех всё устраивает.
– Они просто не видят всей глобальности проблем! Но я открою глаза каждому! Открою их всем: старикам, маленьким детям, тем, кто ничего не хочет видеть, и тем, кто хочет видеть и знать всё. Я заставлю каждого понять, что мир нуждается в переменах!
– Никому это не нужно,- холодно настаивал на своём Макс.
– Нужно! Люди просто пока ещё не понимают, что они хотят видеть мир таким, какой он есть! Без розовых очков, без прикрас!
– Им это не нужно,- раздражённо и устало повторил он. – Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить.
Опять цитирует своего Фрейда. Как бы мне хотелось взять какую-нибудь толстую книгу этого славного старика и врезать ей Максу по лицу.
– Слушай! – я задрожала от злости. – Если я сказала, что им нужно знать истину, значит, они будут её знать! Нравится им это или нет!
Мы с Максом сидели напротив друг друга и сверлили друг друга глазами. Дима растеряно наблюдал за нами. Наверное, он совсем не понимал, что происходило. Но я понимала! Это был бунт! Бунт на моём корабле. Бунт против капитана. Как он вообще смеет говорить хоть что-то, что не совпадает с моими взглядами?