Анна Фаер
Шрифт:
Я боюсь высунуть руку из-под одеяла потому, что мне её обязательно пожмут. Пожмут, поверьте. Мёртвая и холодная рука того, кто вышел из зеркала. Но страшнее всего то, что если я руку из-под одеяла не высуну, то оно не станет ждать и само заберётся ко мне на диван. Оно ведь ненавидит меня. Оно завидует, что я живая, а оно уже нет. И оно злится. Злится из-за этого. Именно злость разбудила это существо из зеркала.
Я лежала, накрывшись пуховым одеялом и зажмурив глаза. По телу бегала крупная дрожь. Я чувствовала, как что-то холодное и враждебное сидело у меня на груди. Оно смотрело мне в лицо. Оно дышало. Но я не открывала глаз. Я не открою их, пока
Вы даже не представляете, как вам повезло из-за того, что вы никогда не чувствовали ничего подобного. Я лежала и выдумывала всё то, что я знаю об этом существе. Именно выдумывала. Я выдумывала и верила. Я схожу с ума? Меня это пугает больше всего. Мне кажется, что я схожу с ума.
Всё было ужасно. Я ощущала удушье и боль в грудной клетке. По мне бегала крупная дрожь, и я чувствовала, как рубашка прилипла к спине из-за выступившего пота. И, казалось, утро никогда не настанет и ужас никогда не закончится. Но потом я почувствовала, что тяжесть, лежавшая на моей груди, резко куда-то исчезла. Я ещё не могла ничего понять, как почувствовала, как что-то мягкое и пушистое забралось на меня и скрутилось клубочком.
Это был Райман. Мой милый Райми! Он замурчал тихонько, и я поняла, что это его тихое мурлыканье прогонит всё, что меня так пугало. Я высунула из-под одеяла затёкшую и дрожащую руку и стала гладить котёнка, лежащего на мне.
Мне становилось лучше. Мне становилось легче. Я открыла глаза. Увидела гладильную доску и утюг. До чего же утюг страшный! Я резко села в кровати, поэтому Раману пришлось спрыгнуть на пол. Утюг такой страшный! Я спустила ноги на пол и стала нащупывать пятками тапочки. Я очень боялась, что из-под дивана появится бледная, почти белоснежная, рука и ухватит меня за ногу. Но ничего такого не произошло потому, что на полу сидел Райман и вылизывал свою лапу, а потому умывался ей.
Я встала, слегка пошатываясь. Остановилась над столом, где лежала раскрытая книга. Я посмотрела на буквы, которые ещё ничего для меня не значили и не складывались в слова. Мне снова стало немного страшно. Вы замечали, какая жуткая буква «е»? Это очень страшная буква. В любом случае, она меня напугала, и я быстрым шагом пошла вон из этой ужасной комнаты. Хуже всего было, когда пришлось повернуться к зеркальному шкафу спиной. Но я это как-то пережила.
Через тёмные от ночи комнаты я выбралась на кухню. Там я налила себе стакан ледяной воды и осушила его залпом. Я сидела в тёмной кухне и смотрела на светящийся циферблат часов на плите. Пол пятого. Летом в это время было бы светло. Но сейчас уже зима. Самое начало зимы.
Я ещё немного посидела на кухне, а потом пошла в спальню к родителям. Пусть дадут мне моё лекарство. Обычно я не пью его, обычно я не рассказываю им, когда у меня случаются панические атаки, если они сами не заметили их. Я просто не хочу тревожить родителей лишний раз. Но сейчас у меня просто не осталось сил. Я устала от всего. Я просто хочу выпить таблетку и снова уснуть.
Мне даже хотелось просто взять моего мишку, Роки и Раймана и, ничего не спрашивая, забраться в кровать к родителям, и уснуть там. Тогда я бы чувствовала себя в полной безопасности. Но нет. Я растолкала маму и рассказала, что только что было. Она хотела казаться спокойной, но я же видела, как она начала волноваться. Она даже не смогла открыть упаковку
В тот день я не пошла в школу. Наверное, единственный плюс от того, что у вас бывают панические атаки, это то, что временами родителям будет становиться жаль вас, и они, может быть, устроят вам неожиданный выходной. Но, поверьте мне на слово, оно того не стоит. Весь пережитый ужас, кошмары, которые невозможно остановить…
Это ужасно.
Но, впрочем, когда настал день, когда солнце заискрилось на первом снеге, моё привычное бодрое состояние вернулась ко мне. Я выпила апельсинового сока, поиграла с котёнком, который теперь стал для меня героем, и начала смотреть сериал. И параллельно вязать шарф. В сериале невероятно много серий, так что мне кажется, что шар получится длинным. Но мне-то без разницы, я его не для себя вяжу.
Во второй половине дня у меня зазвонил телефон. Это был Алекс. Звал гулять, и я, конечно же, с огромной радостью согласилось. Совсем не хотелось оставаться дома. После сегодняшней ночи мне просто необходимо было хоть как-то отвлечься.
Мы встретились с Алексом недалеко от парка. Он рассказывал, как улизнул с пар и как рад, что я не в школе. Я улыбалась ему, когда он стал предполагать, почему же парни в школе, а я сейчас гуляю вместе с ним. Он остановился на версии, что я такая же ужасная прогульщица, как и он сам. Я возражать не стала. Обычно я не стесняюсь говорить о своих панических атаках, но сегодня я почему-то решила никому ничего не рассказывать.
Мы проходили мимо маленькой новой церквушки, которую поставили в конце этого лета. Там сейчас шло какое-то служение. Я никогда не верила в бога. Даже когда была глупым ребёнком, я всегда сомневалась в том, что бог может существовать. Но сейчас я остановилась.
– Я хочу зайти туда,- сказала я Алексу.
– Ты серьёзно? Или дурачишься? – он смотрел на меня весёлыми, смеющимися глазами.
Алекс, как и я, был слишком умён, чтобы верить в бога. Но между нами было всего одно отличие. Я не верила в бога и всё тут. А он буквально потешался над всеми глупостями, которые делают религиозные фанатики. Такого парня опасно приводить в церковь.
Мы с ним неумело перекрестились у двери и тихо вошли внутрь. Стало теплее. Никто нас не заметил, никто даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто вошёл. Батюшка что-то говорил нудным голом, люди иногда повторяли и крестились. Я ничего из этого не делала, только внимательно за всем наблюдала.
А потом Алекс выкинул одну штуку, которая очевидно не понравилась батюшке, заметившему нас, но зато ужасно понравилась мне. Алекс, зевнув, достал из кармана пачку сигарет, опустил её назад и медленно положил в рот тонкую сигарету. А потом, зажав её между губ, прикурил от церковной свечи. Я смотрела восхищённо. Батюшка, который как раз закончил читать молитву и замолчал, посмотрел на Алекса растеряно и даже шокировано.
А что Алекс? Он взял сигарету в руку, выпустил дым и сказал насмешливо, глядя в глаза ошарашенному священнослужителю:
– Спасибо за огонёк,- после этого мы вышли на улицу.
Я не могла найти подходящих слов, поэтому сказала только:
– Это было круто.
Что-то в этом поступке задело меня. Что-то, не понимаю что, понравилось мне безумно. Алекс вырос на несколько сантиметров. Не на самом деле, конечно. Он вырос в моих глазах.
Мы шли в направлении моего дома. Говорили о всякой чепухе, говорили об обыденных вещах, и мне совсем не было скучно. Алекс даже об обыденном говорит интересно.